— Александр Сергеич, завтракать!
Он торопливо начал бриться, ополоснул лицо холодной водой, надел свитер, чтобы не возиться с галстуком, удовлетворенно посмотрелся в зеркало: синий свитер с его синим костюмом смотрелся тоже неплохо.
Когда вышел на кухню, первое, что увидел, — большую бутылку минеральной воды на столе. Не утерпел, попросил разрешения попить.
— Конечно! — радостно пропела Луиза. — Пожалуйста! Берите все, что надо, чувствуйте себя, как дома.
— Дома я сегодня спал бы до двенадцати, — сказал он.
— Вы такой соня?! — с деланным ужасом воскликнула она и, словно извиняя, как вчера, доверительно прикоснулась щекой к его плечу.
— Вчера ж вино пили. Опьянел малость, — сказал он по-русски.
— Опьяне-ел! — пропела Луиза, и банальное слово это прозвучало у нее красиво, мелодично.
— И без закуси.
— Что такое «закуси»?
Он хотел оправдаться, говоря это, а вышло, будто укоряет.
— Это не переводится.
— Да-да, у нас тоже много таких слов.
«У вас таких слов нет», — подумал Александр. Немцы каждое слово втискивают в прокрустово ложе смысла, а у нас многое говорится просто так, лишь для эмоций, а то и ни для чего, «для балды».
Уле сидел уже за столом в холле, молча дожидался, когда они кончат разговаривать. Он был молчун, этот Уле. Оживлялся, лишь когда речь заходила о политике. Но Александр избегал разговоров о политике, и хозяину ничего не оставалось, как отмалчиваться. Зато Луиза говорила за двоих. И сейчас, едва сели за стол, она принялась разворачивать перед Александром программу дня.
— Скоро придет корреспондент. Потом мы нанесем визит в мэрию. На три часа назначена аудиенция у обер-бургомистра…
Из всего этого он понял только то, что и сегодня ему не удастся побродить по городу одному.
— Какой корреспондент? — спросил он.
— Из нашей газеты «Нордвест цайтунг». Будет брать интервью.
— У кого?
— У вас! — Ей казалось, что она доставила ему бог весть какую радость своим сюрпризом.
— Почему у меня? Что я — принц?
— Наши газеты пишут не только о принцах.
— Но я не могу давать интервью.
— Почему? — В ее голосе слышалась обида.
— Я не общественный деятель, я тут — частное лицо.
— Корреспондент знает об этом.
— Но я не могу…
Как еще объяснить? В Москве столько предупреждали, чтобы не ввязывался ни в какую политику, и больше всего, пожалуй, жена. «Ты такой доверчивый, тебя так просто обмануть». Вспомнив об этом предупреждении жены, он вдруг забеспокоился: откуда знает? Сама обманывала? Вот уж не поверил бы. Но червячок, шевельнувшийся в сердце, уже не давал покоя.
