— Оставь, пожалуйста, — прервал граф с холодным и строгим видом. — Что я решил, то должно исполниться. Ты знаешь цену моего прощения… — Он посмотрел на маленького Шарля. — Полковник с мальчиком возвратился с луга Анемонов. Надобно узнать, что там было.
И граф поспешно вернулся в дом.
Между тем Арман продолжал скакать к деревне. Самые крутые спуски, самые опасные повороты не могли заставить его приостановить галоп лошади.
В Розентале, доехав до трактира «Три аиста», он соскочил на землю, отдал поводья выбежавшему слуге и, приказав позаботиться о животном, покрытом потом и пеной, спросил:
— Где капитан Раво?
Слуга не успел ответить, а Вернейль уже взбегал по лестнице.
Раво сидел за столом, уставленным вином и тарелками с сырами — от грюйерского до вонючего невшательского. Курносый трактирщик, муж Клодины, составлял ему компанию. В довершение картины смирившийся капитан держал на коленях одного из ребятишек Клодины, в то время как другой, поменьше, теребил его за полы.
Раво немного сконфузился, что его застали в таком смешном положении. Он поспешил освободиться от детей и, улыбаясь, подошел к Арману.
Вернейль опустился в кресло, а трактирщик, торопливо опорожнив свой стакан, схватил ребятишек за руки, поклонился и вышел.
— По твоему виду, Вернейль, — сказал Раво, — я догадываюсь, что дело принимает дурной оборот. Твой родственник, верно, один из старых дворянчиков, и ни во что не ставит приказаний императора?
Помолчав, Арман произнес:
— Ты мой давний друг, Раво, несмотря на несходство наших характеров, никому я не доверял больше, чем тебе… Прошу тебя, ответь откровенно на вопрос, который, может быть, покажется странным. Замечал ли ты когда-нибудь за мной признаки помешательства?
Капитан смотрел на него во все глаза.
— Какого черта ты спрашиваешь об этом у меня?
— Раво, во имя нашей дружбы, умоляю, скажи, замечал ли ты когда-нибудь за мной склонность к сумасшествию?
Капитан в нерешительности почесал у себя за ухом.
— Ей-Богу, Вернейль, — пробормотал он, — мне не хотелось бы оскорблять тебя, но несколько лет назад в этой самой деревне, в Розентале, я было подумал, что у тебя повредилось в голове. И то сказать, ты нес такую чепуху о пастухах и пастушках, о Филемоне, Неморине и других! Но я готов побожиться, что ты мог бы утереть нос лучшей башке во Франции, за исключением императора, потому что у того… но достаточно. Действительно, ты бываешь иногда мрачен и молчалив, но рассуждаешь здраво…
