– Дитрих Вейген, – сказал он. – Так меня зовут. А это мой брат Василий. Лизка из дома Вейгенов, и даст Бог, скоро снова будет Вейген, когда этого мерзавца...
– Господин Вейген!
– Что? А, к делу? Ну к делу так к делу. В общем, возвращаюсь я домой, и тут вижу, как этот Вельзевул во плоти хватает малыша и собирается утопить его в кипящей смоле. Я едва успел добежать, подбил ему ноги, а ребёнок, Иисус Мария! Ребёнка я схватил над самым краем. Ещё локоть, и он бы пропал, Господи Боже! – Он размашисто перекрестился.
– Так и было, – подтвердил младший из братьев, ударив кулаком в грудь. – Клянусь жизнью и бессмертной душой, что так и было.
– Ну что ж, господин Грюнн, против вас были выдвинуты серьёзные обвинения. – Я посмотрел на мастера-красильщика, который сидел с пасмурным лицом, ожесточённым и полным застывшей боли. – Есть ли вам что сказать до того, как вы будете переданы властям?
– Слава Богу, слава Богу, – только и сказал он, и его лицо слегка прояснилось.
– Ах ты! – Василий Вейген дёрнулся в сторону зятя, но я успел остановить его прежде, чем он смог добраться до намеченной жертвы.
– Господин Вейген, держите себя в руках, – попросил я. – Там, куда он отправится, его отделают лучше, чем вы могли бы мечтать. Конечно, если это правда. А это правда, господин Грюнн? – Я подошёл и встал рядом со связанным мужчиной. Я склонился над ним так, что моё лицо оказалась напротив его лица. – Вы изволите мне ответить? Вы хотели убить своего сына? Вашу кровь от крови и кость от кости?
– Никогда! – Захрипел он. – Никогда!
– Зачем вашим зятьям ложно вас обвинять? Скажите мне. Они лгут?
Он молчал и только тяжело и болезненно дышал.
– Они лгут? – Повторил я вопрос.
–Нет. – Он потряс головой. – Не врут.
Я выпрямился.
– Господа Вейген, сообщите властям, и пусть стража заберёт вашего шурина. Ибо его жизнь больше не в ваших руках и не в моих, но в руках суда.
– Инквизитор! – Прохрипел он. – Во имя мести Господней, инквизитор, дайте мне исповедаться!
Я изумлённо уставился на него.
– Я не священник, господин Грюнн.
– Умоляю вас. Прикажите им выйти. – Движением подбородка он показал на зятьёв.
Я ненадолго задумался.
– Будьте любезны, господа, оставьте нас одних, – попросил я.
Младший из мужчин что-то неприязненно проворчал, но старший потянул его за руку. Они вышли, закрыв за собой дверь.
– Слушаю вас, господин Грюнн.
– Вы должны мне поверить. – Он посмотрел мне прямо в глаза. – Своего сына я люблю больше жизни. Если бы я должен был умереть, чтобы спасти его, я бы сделал это с песней на устах. С радостью, что не он должен умереть, а я.
