Она была права. Отравителей и фальшивомонетчиков заживо варили в котле с кипящим маслом. Умелый палач мог провести казнь настолько ловко, что осуждённый перед смертью мог видеть, как приготовленное мясо отваливается от его собственных костей.
Я сел рядом с девушкой и обнял её за плечи.
– Маргарита, я – инквизитор, но я и ценитель прекрасного. Такая девушка как ты должна жить и наслаждаться жизнью, а не корчиться в котле с кипятком. Зачем мне доводить тебя до погибели, когда я могу наслаждаться твоей красотой? – Я поднёс губы к её губам и нежно поцеловал. Она ответила на поцелуй, потом прижалась ко мне. Она пахла свежевыстиранным и высушенным на солнце бельём и тем характерным запахом, который несёт кожа заботящейся о чистоте молодой и здоровой женщины.
– Вы не выдадите меня, когда я всё расскажу? Не выдадите? Точно?
– Даю тебе слово, – сказал я торжественно.
Потом я подумал, что слово, которое я дал, так или иначе, моя собственность. Я заберу его, если подобная процедура будет уместна. Но я надеялся, что дело не дойдёт до столь достойного сожаления решения.
Я осторожно отстранил девушку и вытер слёзы с её щёк.
– Расскажи мне всё, моя красавица, – попросил я. – Со мной тебе нечего бояться.
– Кроме вас, – прошептала она.
Действительно, она была неоспоримо права. Что ж, как видно, она была не только красива, но и умна. Нечастое сочетание в наши паршивые времена. Впрочем, будет ли когда-нибудь иначе? Я смел сомневаться в этом, поскольку у красивых женщин обычно были птичьи мозги (позволяющие им очаровательно щебетать и бросаться на безделушки), в то время как образованные женщины были настолько привлекательны, что даже святой отшельник мог бы использовать их в качестве матраса и не впасть в грех похоти.
– Говори, Маргарита, и позволь мне тебе помочь, – попросил я.
– Эсмеральда травила господина Пляйса, – решилась она наконец. – Травила постепенно, осторожно, в течение многих месяцев. Так, чтобы все думали, что он умирает от лёгочной болезни. Так, чтобы никто ничего не заподозрил.
– И никто не подозревал, не так ли? До тех пор, пока сын Марии Грольш что-то не увидел. А может, что-то услышал?
– Наверное, он увидел, как Эсми вливает яд в тарелку. Я даже не знаю, понял ли он, что происходит, но Эсми испугалась и тут же обвинила его в краже.
Это было неразумно, подумал я. Следовало, скорее, притвориться, что ничего не произошло, или всё это превратить в шутку. Человек, застигнутый за преступлением, должен вести себя как ни в чём не бывало, потому что его смущение, гнев или страх только подтверждают любые подозрения. Ну что ж, люди слабы. Не все слеплены из той же глины, что и инквизиторы.
