Она не ответила и уставилась куда-то мимо меня.
– Маргарита, – поторопил я её, – кто-то из них был пойман на воровстве?
– Нет, – ответила она через некоторое время с явной неохотой.
– Если Пляйс не хотел, чтобы они приходили к нему домой, достаточно было просто им это запретить. Зачем тогда было их обвинять?
Она долго молчала, уставившись на переливающуюся цветами клумбу.
– Эс... моя госпожа утверждала, что у этого мальца дурной глаз.
– Наводит порчу?
Такие случаи были известны нам, инквизиторам. Случаи людей, которые не по своей воле творили зло. Как будто они были больны, и эта болезнь бессознательно распространялась среди других. Иногда эту странную болезнь удавалось вылечить, но чаще приходилось ликвидировать несчастных.
– Нет, – ответила она и нервным жестом потёрла щёку. Она действительно переживала, или великолепно это изображала. – Она говорила, что этот сопляк как пятна сажи на белой скатерти. Вы меня понимаете, мастер? Словно упрекает их за их счастье. Что он смотрит и ненавидит, потому что они довольны своей жизнью, а он живёт в нищете, под одной крышей с матерью-мегерой. И госпожа Эсмеральда не могла этого вынести. Она была такой чувствительной...
– Конечно, – сказал я. – Ведь ложно обвинить в краже бедного и несчастного ребёнка это поистине признак небывалой возвышенности чувств.
Она вздрогнула.
– Вы не знаете, о чём говорите, – сказала она, но на этот раз я не услышал в её голосе ни смелости, ни дерзости, ни желания меня уязвить. Она попросту сообщала факт.
– Может, и не знаю, – согласился я. – Скажи мне, однако, это госпожа Эсмеральда пожаловалась мужу на воровство?
– Да. Потом старая стерва оплевала госпожу на улице, и мы едва уговорили господина Пляйса, чтобы тот не приказал её выпороть.
– А в самом деле: почему нет? Ведь и так... – я прервался на половине предложения и встал, потому что увидел приближающегося рысцой адвоката.
– Уже, уже, уже! – Воскликнул он. – Всё улажено по вашей воле к общему благу. Господа Гнейманы покидают дом, оставив его в наилучшем порядке, насколько позволяют обстоятельства.
– То есть устроили знатный бардак, – заключил я с иронией.
По мине адвоката я понял, что попал в точку и правильно интерпретировал его осторожные слова.
– Вы останетесь здесь, – приказал ему. – А ты, – я повернулся к девушке, – продиктуешь ему протокол потерь. Это значит, что пропало, что сломано...
– Я знаю, что такое протокол, – прервала она меня.
– И очень хорошо.
