— Три тысячи реалов! — протянул ростовщик, придавая своему лицу выражение нерешительного раздумья, которое всегда хранил про запас для подобных случаев (нечто вроде формулы вежливых проволочек в дипломатии). — Три тысячи кругленьких!.. Дочь моя, посмотри-ка сюда. — И привычным жестом он сложил в кружок большой и указательный пальцы. — Не знаю, смогу ли я раздобыть три тысячи реалов. Да мне кажется, вы обошлись бы и меньшей суммой. Пораскиньте, посчитайте-ка получше. Я готов защитить вас от напастей и помочь выбраться из беды… готов отдать последний кусок хлеба, чтобы утолить ваш голод… Но учтите… я должен ведь блюсти и свои интересы…
— Берите, какие угодно проценты, дон Франсиско, — взволнованно прервал его больной, желая, видимо, поскорей покончить с этим делом.
— Да я не о процентах толкую, а о своих интересах. Впрочем, я не сомневаюсь, что в один прекрасный день вы отдадите мне долг сполна.
— Разумеется! — в один голос вскричали Исидора и Мартин.
А ростовщик про себя думал: «Дожидайся, как же! Расплатитесь, когда рак свистнет. Пропащие это деньги, уж я, верно, знаю».
Больной приподнялся на постели и заговорил, возбужденно сыпля словами:
— Неужели вы думаете, что моя тетка из Пуэрто-Рико бросит меня в нищете, когда узнает, как мы живем? У меня так и стоит перед глазами чек на четыреста — пятьсот песо… Да, да, она пришлет мне деньги. Я написал ей на прошлой неделе.
«Как бы твоя тетка не прислала тебе пятьсот проклятий», — подумал Торквемада, но вслух сказал:
— Все это так, однако, какое-нибудь обеспечение мне все же необходимо. Мне кажется…
— А картины? Возьмите их. Выбирайте, какие вам больше нравятся.
Окинув испытующим взором мансарду, Торквемада стал, наконец, излагать свои намерения.
— Слушайте, друзья, сейчас я вам скажу такое, что вы прямо опешите. Сердце у меня болит глядеть на вашу нищету. Да разве можно не прийти на помощь при виде этаких невзгод? Ох-хо-хо! Вы что ж думали, я злодей бездушный? Правда, я малость прижал вас прошлый раз, когда вы уж очень задолжали, но все-таки я не каменный, нет, не каменный… Глупенькие, ведь вы тогда сорили деньгами направо и налево; а по совести говоря, не люблю я, когда мои денежки транжирят — они ведь мне потом и кровью достаются. Но вы меня не знаете, нет, не знаете. Вы судите обо мне по бесстыдным извергам, что наложили арест на мастерскую и ободрали вас как липку. С моим великодушием, с моим нежным сердцем… Я иной раз сам себя хвалю и благодарю за милосердие. Вот увидите, на что я способен. Смотрите! — И он вновь сложил пальцы баранкой, сопроводив свой жест торжественной речью: — Я дам вам три тысячи реалов, дам сейчас, немедленно… Но это еще не все: я даю их вам без процентов… Ну, каково? Не безделка, верно?
