А главное — маг зацепился взглядом за злосчастное зеркало, которое уже успел возненавидеть, так же, как и свое в нем отражение, — сделать все возможное и невозможное, чтобы изгнать из себя демона.
Высшего.
Помнится, когда в Луази отправляли зачарованное зеркало вместе с моим отцом, усыпленным этим зачарованным гадом, слугам был дан строжайший наказ: осторожно обращаться с бесценным подарком стража, чтобы ненароком его не разбить.
Не успела его демонова светлость убраться в Зазеркалье, как я, вооружившись обнаруженной-таки кочергой, провожаемая недоуменным перешептыванием сестер и причитаниями маменьки, отправилась в родительскую спальню — превращать в крошево маркизов презент.
Не знаю, что за чары наложил этот мерзавец, пока я находилась в беспамятстве, но, когда кочерга встречалась со стальной гладью зеркала, комнату наполнял протяжный гул. От каждого удара такая хрупкая на вид поверхность, заключенная в тяжелую резную раму, начинала дрожать, но даже не думала трескаться. Вместо этого подергивалась рябью, будто я не зеркало разбивала, а гоняла ветер над корытом с водой.
— Ксандра, ты что вытворяешь?! — всплеснула руками родительница, ворвавшись в спальню.
— Уйдите, мама, от греха подальше, — посоветовала я (все-таки это у меня в руках кочерга, а у нее — потрясающее умение доводить окружающих до белого каления) и снова со всей силой, на какую только была способна, обрушилась на подарок муженька. Ну хоть бы трещинка, хоть бы малюсенький осколочек отвалился!
— Ксандра! — Голос баронессы взвился до фальцета. — Немедленно прекрати!
— Лучше уйдите, — процедила сквозь зубы, нанося зеркалу еще один, хотелось бы верить, сокрушительный удар.
И хоть бы хны.
Хорошо, родительницу все-таки удалось выставить, напугав ее до полусмерти. Еще бы не напугаться! Когда на тебя рычит босая растрепанная девица в ночной сорочке, остервенело размахивая закоптелой железякой. Наверное, со стороны я выглядела как завсегдатай больницы для душевнобольных.
А попробуй с таким-то мужем остаться вменяемой.
После ухода матери еще долго я молотила кочергой по зеркалу, попутно осыпая его проклятиями, не забывая и благоверного упомянуть.
Все тщетно. Обессиленная, сползла на пол, в изнеможении прикрыла глаза. Объятое жаром тело дрожало, сорочка пропиталась потом, тонкий обруч, сжимавший запястье, раскалился, обдаваемый невидимым пламенем.
И за это мне тоже следовало благодарить Морана.
Чтоб он во мглу провалился!
