чувствую себя настоящей сволочью. – Еще одна слеза скатывается по ее щеке. – А потом я
чувствую обиду, и чувствую себя еще большей сволочью, за то, что обижаюсь.
– Жизнь – не соревнование.
– Мои родители разводятся. Они не мертвы. Нет никакого соревнования.
Я резко поворачиваю голову. После всех пролитых слез, она так запросто бросает
эти слова.
– Они – что?
– Разводятся. Я не хочу об этом говорить.
– Погоди. Что слу...
– Я же сказала, что не хочу об этом говорить.
Кажется неправильным оставлять эту тему висеть невысказанной.
– Ты только узнала этим утром?
– В субботу вечером.
– В субботу вечером, – выдыхаю я. Мне приходится отвести взгляд. – После?
– После того, как ты сказал мне уйти? Да. После этого.
Эти слова бьют меня с прицельной точностью. Сегодня я в контрах с любым
встретившимся мне человеком.
– Я не... я не прогонял тебя, Эмма.
– Ты не говорил мне, что твои родители темнокожие.
Комментарий бьет меня под дых. Почти невозможно разгадать тон ее голоса, потому что он полон эмоций от других вещей. Я не уверен, обвинение это или вопрос.
В то время, как мое усыновление усмирило что-то внутри меня, иногда мне
кажется, что оно вызвало массу негодования у окружающих. Будучи приемным ребенком, я был лишь временным ребенком, навязанным им соцопекой. Но как усыновленный
ребенок, я был выбран ими.
Я помню как однажды вечером я делал домашнее задание, а Джефф и Кристин
пригласили одну пару на ужин. Они упомянули, как они волнуются перед усыновлением.
Они, вероятно, не знали, что я мог их слышать... а может, и знали. Но услышать эти слова, знать, что я был желанным – это был сильный момент.
Мужчина, который пришел на ужин, спросил: «Разве не было темнокожих детей
для усыновления?»
И это тоже был сильный момент.
Они не знают, что я подслушивал. Я помню их ответ о том, что я был ребенком и
что это все, что имело значение. Я был ребенком, который нуждался в них, конкретно в
тот самый момент. Эти слова засели в памяти еще глубже. В то время я был слишком
смущен, чтобы затронуть эту тему. Слишком обеспокоен, чтобы упоминать об этом, как
будто этот комментарий был необходимым напоминанием, и усыновление могло
сорваться.
Но это случилось. И они никогда больше не приглашали ту пару на ужин.
Уверен, тот человек был не единственным, кого удивляла наша семья.
Дверь школы распахивается, и выходит женщина, спеша под дождем, держа над
