Больше, чем мы можем сказать | страница 62
никогда раньше не заботился обо мне, кроме моего отца. Люди спрашивали меня, почему я
не заявил о нем раньше, и мне этот вопрос казался таким странным. Как можно заявить на
кого-то за что-то, что ты всю свою жизнь считал правильным?
Мой отец не был глуп. Теперь я это знаю. Я не имел никакого понятия о школе до
тех пор, пока не стал жить у Джеффа и Кристин – до этого момента мой отец обучал меня
на дому. Иногда я гадаю, стал бы учитель сообщать что-то полиции, но сомневаюсь в этом.
У моего отца была та странная харизма, которая заставляла людей полюбить его. Он был
почитаем и уважаем как служитель Господа. Я не осознавал этого в то время, но его
церковь была воплощением того, что люди называют организованной религией. Мы
следовали Библии, мы верили в Бога, но на самом деле принадлежали церкви моего отца
– и к тому времени это все, что я знал. Все, чем я жил, было по его интерпретации. Любой, кто этого не придерживался, был грешником – или того хуже.
Я помню, как сидел на церковной скамье впереди церкви, в то время, как он
проповедовал о том, как быть отцом и о том, что дисциплина является истинным
проявлением любви. Пожилая женщина склонилась к моему уху и прошептала: «Ты так
благословенен».
Я ей поверил. Независимо от того, что мой отец делал со мной, он утверждал, что
это приближает нас к Богу. И моим долгом было приветствовать это.
Когда мой отец поднес мою кожу к газовой горелке на плите и сломал мне руку, я с
криком выбежал из дома. Меня увидел сосед и спросил, в чем дело – и моему отцу почти
что удалось выкрутиться из ситуации. Я стоял там с вывернутой рукой и рвотой на
рубашке, а мой отец говорил о том, как простуда настолько меня дезориентировала, что я
упал с лестницы. В какой-то момент сосед, должно быть, не поверил ему – а может быть, я
просто выглядел очень жалко. Мои воспоминания слишком туманны – должно быть, это
некое сочетание боли и голода, которое я чувствовал тогда, смешанных с ужасом в
ожидании того, что кто-то из них перейдет к более решительным действиям.
Дело вот в чем: в то время я стыдился побега. Я не хотел, чтобы меня забрали.
И все же это произошло. Меня отвезли в больницу, место, где я никогда не бывал
раньше. Я ничего не знал о докторах, медсестрах, прививках или рентгене. Я помню иглы
и людей, которые меня держали. В то время я готов был отдать все на свете, только бы