Постепенно я стал различать в темноте вокруг и другие голоса: многие люди не спали, а беседовали, как Миксцин и наш сухопарый знакомый. Чаше всего разговоры велись на науатль и не содержали ничего особо интересного. Иные, правда, беседовали на неизвестных наречиях, и если даже речь у них шла о высшей мудрости мира или сокровенных тайнах богов, понять это мне было не дано. В то время я даже не мог разобрать, к каким племенам принадлежат постояльцы, однако впоследствии, проведя в странноприимном доме несколько ночей, уяснил для себя кое-что интересное. Например, что почти все искавшие там ночлега, за исключением самих жителей города Мехико, пришли в этот приют Сан-Хосе откуда-то с севера, в большинстве случаев, с дальнего севера.
И это было понятно. Как я уже говорил, все племена и народы к югу от города Мехико — а также к востоку — давно покорились испанским завоевателям и за прошедшее время успели приспособиться к новой власти, усвоить её требования и поддерживали с центром провинции постоянные и оживлённые отношения. Поэтому все, прибывавшие в столицу с юга или с востока, были послами, гонцами-скороходами или почтека, доставлявшими в город товары на продажу и обмен и закупавшими то, что привозилось из Старой Испании. Такого рода гости останавливались в Доме Почтека, откуда нас турнули, или даже, что тоже случалось, находили приют в каком-нибудь испанском особняке, а то и дворце.
Те же, кому приходилось искать кров в монашеском странноприимном доме, если только они не были бездомными жителями самого города Мехико, являлись выходцами из ещё не покорённых северных земель Сего Мира. Они пришли сюда либо как мой дядя Миксцин с целью оценить возможности белых людей, дабы потом решить, как их народу вести себя в будущем, либо как Нецтлин и Ситлали, для того чтобы попытать удачи в полном роскоши и диковин новом городе заморских пришельцев.
«А может быть, — подумал я, — некоторые из них тоже явились сюда с намерением уподобиться червю в плоде койакапули, дабы, прогрызая ходы, выгрызать Новую Испанию изнутри? Если такие имеются, мне нужно будет найти их, чтобы мы могли действовать совместно».
С восходом солнца братья разбудили постояльцев и снова направили вниз, в столовую, где мы с дядей были рады увидеть мою мать, целую и невредимую. Кроме того, мы были вполне довольны, получив от монахов по полной плошке густой атоли и даже по чашке пенистого чоколатль. Судя по всему, моя мать, как и дядя Миксцин, большую часть ночи провела в бодрствовании и в разговорах с соседками по спальне, о чём и поведала нам с оживлением, какого не проявляла за всё время путешествия.
