Разумеется, я, как и все мои сверстники (я думаю, это делают даже юные христиане), частенько обсуждал с приятелями различия между мужским и женским телом и то, чем, как мы считали, мужчины и женщины занимаются наедине: и как это делается, и кто поверх кого, и с какими вариациями, и сколько времени продолжается этот акт, и с какой частотой его можно повторять. Каждый из нас, сперва один, втайне, а уж потом на встречах и даже своего рода состязаниях с приятелями выяснил, что его тепули способен удлиняться и твердеть, а его яички олонтин содержат мужское семя омисетль точно так же, как и у остальных сверстников.
Кроме того, всякий раз когда нам в очередной раз поручали помочь взрослым в нескончаемых работах по дальнейшему благоустройству города, мы жадно прислушивались к непристойным разговорам работников и их полным преувеличений — хорошо если не совсем вымышленным — воспоминаниям о любовных похождениях. Так что я, как и всякий другой мальчик, знал кое-что — правда, смутно и из вторых рук. По большей части информация, которой я располагал, была неправильно поданной, неточной, порой невероятной, а то и откровенной чепухой с точки зрения анатомии. Собственно говоря, все наши мальчишеские разговоры так или иначе были связаны именно со стремлением хоть как-то соприкоснуться с этими жгучими тайнами. И вот оказалось, что мне добровольно предлагают тело самой прелестной, обворожительной девушки в Ацтлане — не какой-нибудь дешёвой, общедоступной маатиме или даже дорогой ауаниме, но самой настоящей принцессы. (Как дочь юй-текутли моя двоюродная сестра имела право, чтобы её называли — и простые люди именно так и делали — Амейатцин). Да любой из моих приятелей не только без колебаний ухватился бы за это предложение, но ещё и благодарил бы за выпавшее счастье всех богов кряду.
Однако не забывайте, что, хотя она и была на четыре года меня старше, я рос вместе с этой принцессой. Я знал Амейатль, когда та была ещё капризной нескладной девчонкой, с вечно сопливым носом, шишковатыми, часто ободранными и покрытыми струпьями коленками. Став постарше, она порой дразнила и изводила меня подначками. Конечно, с тех пор Амейатль сильно повзрослела, однако я по-прежнему воспринимал её как близкую родственницу, как свою старшую сестру. Ну а поскольку в Амейатль не было, с моей точки зрения, никакой тайны, у меня не возникало к ней жгучего интереса и притяжения. Мне и в голову не приходило посмотреть на двоюродную сестру как на привлекательную женщину и подумать: «А вот бы нам с ней... вдвоём?..»
