С Иваном Фомичом я познакомился в гостинице «Большой Урал» в Свердловске, куда меня забросила моя кочевая жизнь изыскателя. Волей судеб мы оказались на несколько дней соседями по небольшому двухместному номеру и, как часто бывает в таких случаях, познакомившись, довольно скоро нашли общий язык.
Нашему сближению способствовали два обстоятельства. Как выяснилось при первом же разговоре, Иван Фомич подобно мне принадлежал к беспокойному племени географов (он уже много лет учительствовал в старинном уральском городе металлургов Нижнем Тагиле, откуда приехал в Свердловск на областное совещание школьных работников). Кроме того, оба мы были не прочь покоротать время за шахматной доской.
Шахматные баталии наши проходили с переменным успехом и время от времени перемежались разговорами на самые разнообразные темы, по преимуществу, конечно, географические.
О чем мы только не говорили, о чем не спорили в долгие зимние вечера! И больше всего меня восхищало в Иване Фомиче то, с каким пылом и поистине юношеским энтузиазмом он отдавался беседе. А ведь ему было уже за шестьдесят. Сколько гордости и нежности, именно нежности звучало в его голосе, когда он говорил о своих родных местах. Иван Фомич был коренным уральцем, большую часть своей жизни провел в Нижнем Тагиле и с полным на то основанием считал себя знатоком ближних и дальних окрестностей своего города, которые исходил буквально вдоль и поперек.
А сколько исторических сведений и преданий уральской старины хранила его память! Каждый вечер я только диву давался, откуда все это берется, и в конце концов стал в шутку называть моего знакомца ходячей уральской энциклопедией.
В ответ он только пожимал плечами и добродушно посмеивался, как бы говоря: отдавать свои знания и опыт — мой долг и моя радость, чему же вы удивляетесь?
Должен признаться, что с первого же дня нашего совместного жительства я стал самым беззастенчивым образом пользоваться безотказностью моего собеседника и засыпал его всевозможными вопросами, представлявшими для меня непосредственный интерес.
Так было и в тот вечер, о котором я намерен рассказать особо.
Начался он, как обычно, с шахмат. Мы сыграли две или три партии, надымили в комнате нещадно, и я поднялся, чтобы приоткрыть форточку.
С улицы на меня пахнуло свежим морозным воздухом; я глотнул его, как глотает воду истомленный жаждой странник, блаженно потянулся и удовлетворенно произнес:
— Благодать-то какая! А мы с вами, Иван Фомич, чахнем в табачном дыму и сознательно лишаем себя этакой прелести.
