Илана добавила:
– Мы помогали некоторым первокурсникам в прошлом семестре, – сказала она. – Среди молодежи ужасно много предательства. Но мы разобрались.
Они были мстителями, как Робин Гуд или Спайдермен, защитниками в плащах, борющимися за правду и справедливость.
– И… – Эми нарушила тишину. – Если мы возьмемся за твое дело…
– Вы беретесь не за все дела? – я перебила ее и сразу поняла, что после такого могу остаться с проблемой одна.
Эми покачала головой.
– Не за все. Мы их рассматриваем. Нам нужно убедиться, что мы можем справедливо разобраться с этим делом.
Я не знала, как они могли убедиться, если я ничего не помнила. Мне не нравилось, что я напилась. Что я стала той, кто ничего не помнил, чья защита была в том, что она ничего не помнила.
– Как я и говорила, если мы за это возьмемся, это будет первое дело с насилием для Пересмешников, Алекс. Мы еще относительно новая группа, только развиваемся. Мы хотим быть справедливыми, и нам нужно продумать, как поступать при изнасиловании. Изначальные правила описаны широко, а мы хотим уточнения для каждого случая. И потом мы проголосуем.
– Втроем? – спросила Т.С.
Илана рассмеялась.
– Не мы, – сказала она. – Вы не понимаете. Мы просто следим, чтобы Пересмешники существовали. Пересмешники – это все ученики. Мы не важны. Вы важны. Ученики важны. Они будут голосовать. Кодекс – для учеников. Все – для учеников, друг для друга.
– Мы будем встречаться по отдельности, чтобы подготовиться, а потом сообщим о голосовании, – сказала Эми. Она посмотрела на меня и чуть не опустила руку мне на ногу. Я ощущала, что это было бы по–дружески, но она остановилась, поняв, что не стоило сейчас меня трогать. Это понимание, это осознание мелькнуло в ее голубых глазах, словно она усиленно все ощущала. – Но не переживай, Алекс. Это формальность. Это поддержат. Администрация не поймет, что почти все ученики поймут, что мы не хотим, чтобы такое происходило тут.
– И если это поддержат? – тихо спросила я.
– То мы примем твое дело, и ты сможешь устроить слушание при совете, как настоящий суд с настоящими последствиями. Но мы забегаем вперед, Алекс.
Я представила Картера тут, в этой комнате, с фальшивой подставкой, и как его заставляют оправдываться за насилие и гадкие слухи. Я представила, как слушаю это, перечисляю произошедшее для него и для совета. Я не хотела это делать. Но потом представила, как все шепчутся, повторяют ложь в кафетерии и коридорах школы… семестр назвали бы «Доступная Алекс».
