– Зачем ты подписала отказ от претензий?
От конденсата на бутылке ладони становятся мокрыми, но это приятная прохлада.
– Я не обратила внимания. У меня… было плохое настроение. Я сама не понимала, что делала.
Я вновь икаю.
– Стены… ты говорил про стены. Это мой случай.
– И тебе не нравится, что ты вышла за них.
– Да.
Эсбен опять садится.
– Почему?
– Ты не поймешь. Тебе нравятся люди. Это же очевидно. Ты любопытен. Хочешь исследовать их, изучить недра человеческой натуры и всё такое. Да?
– Ты верно заметила. – Подавив улыбку, Эсбен поворачивается на стуле, достает макароны, сыр и пластмассовую ложку и передает мне, в обмен на бутылку.
– А я не такая. Люди меня не интересуют, потому что они козлы.
Эти макароны из микроволновки – вкуснее всего, что я когда-либо ела. В промежутках между глотками я указываю ложкой на Эсбена.
– Они ненадежны, эгоистичны и постоянно врут.
– У тебя негативный взгляд на мир.
– Вот теперь ты меня понимаешь! – радостно говорю я. – Лично я не вижу смысла в твоих проектах. Вообще. Я даже не в состоянии посмотреть на то, что ты сделал. Мы сделали.
– Подожди, ты не видела ролик?
– Только кусочками, – отвечаю я, вытирая рот тыльной стороной ладони.
– Так. Предлагаю вариант. Ты посмотришь видео и подумаешь. А потом я его уберу, если захочешь. Достаточно одного твоего слова. Но, Элисон, по крайней мере, сначала посмотри.
– Ладно. Давай! – Я встаю и пьяным жестом сгоняю Эсбена со стула.
Он добродушно повинуется моим капризам, в которых виноват джин, но все-таки украдкой закатывает глаза. Что ж, я это заслужила.
– Отлично. Огромный экран! Как можно страшнее! – восклицаю я.
– Ничего страшного не будет, – со смехом отзывается Эсбен, перегнувшись через мое плечо и щелкая мышкой.
Я с особой остротой сознаю его близость и чувствую непонятную дрожь в груди.
– Значит, Стеффи – твоя подруга? Вы из одного города? – спрашивает он.
– Я же сказала, она живет в Лос-Анджелесе.
– Так ты оттуда?
– Нет. Из Массачусетса, – отвечаю я, когда на экране включается видео. – Из приюта.
Эсбен нажимает на «паузу».
– Серьезно? Ничего себе. И долго ты там прожила?
В его голосе я не слышу поддельного сочувствия или желания узнать побольше жутких деталей. Ему просто интересно.
На экране передо мной замершая заставка, и я смотрю на нее так долго, что она начинает расплываться.
– В приюте? Всю жизнь. Ну, пока не перешла в девятый класс. И Стеффи тоже. Она болела в детстве, и, наверное, поэтому ее не удочерили. Я была здорова, но меня тоже никто не хотел. Наверно, нам просто не повезло. Хотя некоторое время мы жили в одной семье. Стеффи спасла меня. Ну, насколько это в принципе было возможно.
