— Мама! Мама-а-а! Ну сколько мы будем спать? Ну когда вставать уже?
«Если не открывать глаза, то, может, даст поспать ещё минуток десять…»
— Мама, ну я же вижу, что у тебя глаз дёргается, ну ты не спишь же уже! День уже, вставай! И я есть хочу!
«И козырь под конец выложил» — Маша вздохнула и открыла глаза.
По оттенку серого за окном было видно, что никакой ещё не день, а самое что ни на есть раннее утро. Солнце-то во двор не заглядывало к ним почти никогда и только по цвету маленького клочка неба в верхнем левом углу окна (если смотреть лёжа в постели) можно было научиться определять время суток и погоду.
— Я к дяде Пете уже ходил, но у него только кильки в томате! — Егорка улыбался, рад был, что разбудил маму. — Да и Слава же скоро придёт!
Часы на стене показывали семь двадцать.
— Да не скоро ещё, на девять же договаривались.
Пришёл Слава ровно без одной минуты девять. Пахло от него морозом.
— Там зима началась? — понюхал рукав его шинели Егорка.
— Ну почти, немного подмораживает и ветер холодный, а вот снега нет.
— Ты пахнешь, как Дед Мороз. Я думаю, что дед Мороз вот так должен пахнуть.
— Ты меня раскрыл, Егорка! Я — он и есть! Но, пока нет Нового года, притворяюсь моряком!
— Смешно, у тебя даже бороды нет, какой из тебя Дед Мороз?
— Безбородый, значит!
— Завтракать будешь? — Маша взяла у Славы шапку и перчатки.
— Нет, давай кран сначала, а потом уже посмотрим, что по времени будет выходить.
На кухне Слава снял тужурку и на секунду задумался.
— Я что-то не подумал с собой переодеться взять. А полуголым как-то неудобно.
Маша посмотрела на выглаженную кремовую рубашку и подумала, что полуголым было бы и неплохо, но вслух говорить этого не стала, хотя почувствовала, что немного краснеет.
— Петрович! — крикнула она в коридор, — а дай Славе майку какую почище, будь так любезен!
— А может на него комнату свою сразу переписать, чо так издалека начинать-то? — Петрович пришаркал на кухню, но майку принёс: когда-то ярко-синюю и с эмблемой олимпиады восьмидесятого года, а теперь застиранную почти до белизны.
— Да он нам кран чинить будет на кухне, что ты бубнишь опять!
— Кран на кухне? Ну ты погляди, каков жук! Всё, Машка, считай хана тебе, знаю я эти приёмчики!
— Петрович!
— Петровичай, не петровичай, а пропала ты девка, как пить дать! Потом, посмотришь, в кино тебя поведёт, да в ресторацию какую, а потом уже и целоваться полезет и всё, считай, как муха в паутине ты — сколько не рыпайся, а свободы больше не видать!
