Одному Всевышнему известно, сколько отвратительных слов и мыслей послал он по ветру до порога Льдинки… и то письмо с частичками писем и пеплом их сожженной любви.
Если бы можно было повернуть все вспять. Но он не мог тогда взять и сорваться с места.
Он даже не стал читать ее последнее письмо. Просто взял и порвал, без угрызений совести и бросил в мусор. Эти жалкие объяснения, сдобренные доброй порцией лжи, как тогда он определил для себя, не стоили даже мимолетного взгляда.
«Все женщины — б….» — решил он для себя. С этой идеологией пошел по жизни, обращая внимание лишь на тех, которые хотя бы чуть-чуть напоминали ту, которая надругалась над его чувствами. Он даже пытался мстить, выпроваживая очередную из своей жизни, но огромную пустоту внутри себя он не мог заполнить ничем.
Год армейской службы тянулся бесконечно, но долгими ночами, Виталий репетировал сцену возвращения. Вот он бравый и осанистый ступает на родной с детства двор, любовно касается качелей, стоящих на прежнем месте и все так же противно скрипящих. Открывает тяжелую дверь, делает шаг на первую ступеньку, а там… навстречу ему с раскрытыми объятиями выходит Льдинка. Он отворачивает голову и проходит мимо, а она остается громко реветь и размазывать слезы по щекам.
Вот и пришел тот долгожданный день, и он взаправду дома. Сразу же все пошло не так: качель убрали, на ее месте стоял автомобиль нового соседа. Виталий по привычке почесал макушку, так он всегда делал, когда удивлялся или огорчался.
— С приездом! — приветствовали завсегдатаи местной подъездной лавочки, — обмываем сегодня?
— Конечно! — обнадежил их Виталий, — но прежде — домой.
— Постой! — заставили его вернуться, — ты, поди, новостей не знаешь?
— Откуда?
— Новоселы у нас, вместо Ледневых, вон и тачка их под окнами, — поделился сосед по лестничной клетке.
— А, Ледневы где?
— А, кто их знает. После скандала исчезли. Еще бы такое горе. Жаль девку!
Все наперебой стали сокрушаться о бедняжке.
— Молодцы, что съехали! — подвел итог дребезжанию спитых голосов сосед.
— Почему?
— А, то не знаешь? У вас ведь шашни были.
Виталий заткнул уши. И убежал прочь. Дрожь в коленках, как в детстве, выдавала его раздражение. Сейчас бы порвать кого нибудь, не так чтобы сильно, а с чувством и расстановкой. Сломать, разбить, разметать вокруг.
Виталий умел контролировать свой гнев. Остывал он также быстро, как и вскипал. Главное остановиться вовремя и не наломать дров.
Льдинка исчезла. Даже в ее наглые холодные глаза заглянуть не получится. Глубокое разочарование, пришедшее не вовремя, раздирало изнутри до боли. Мигом исчезла радость от возвращения домой. Виталий знал, что без нее этот город для него не значит ничего. Он никогда не простит ее, но и разлюбить тоже не сможет. Вот такое вот сумасшедшее противоречие.
