Ляля занималась своим любимым делом: переставляла по-новому книги на стеллажах и заодно протирала переплеты влажной тряпочкой. Ее любовь к «дамским» детективам была еще одним поводом для насмешек мужа. Тот считал, что женщины специально переводят бумагу, дабы высказать на ней то, что не решаются произнести вслух. Каждая пишет о том, чего на самом деле никогда не будет в ее жизни. Богатый муж, дети-вундеркинды, тонкие и чувственные отношения, интрига, желательно с парочкой трупов, — мечта любой экзальтированной дамочки. А то, что они все такие, эти «детективщицы», муж не сомневался. И снисходительно разрешал Ляле потреблять это чтиво в качестве психологической разгрузки. Сам он, проглатывая втихаря очередной томик Дашковой или Устиновой, наивно полагал, что жена этого не замечает. Ляля лишь тихо посмеивалась над ним, оставляя на видном месте книжные новинки.
Ляля услышала, как поворачивается ключ в двери. «Неужели Соколов решил пожаловать на обед?» — этого не случалось уже несколько лет, хотя офис фирмы находился в десяти минутах езды от дома.
— Мамсик, привет! — Кирилл изогнулся знаком вопроса и чмокнул мать в щеку.
— Привет, дорогой. Учуял любимый борщ? Садись, только руки вымой.
— Есть хочу, сегодня до работы пришлось забежать к шефу домой, у него там с компом нелады, позавтракать не успел!
Ляля уже наливала в тарелку, которую сын называл «мое блюдце», борщ из кастрюли. Кирилл вышел из ванной комнаты, плюхнулся на табурет и откусил от бутерброда с колбасой добрую половину. Эта его привычка закусывать любой суп бутербродами доводила его сестру Марго до бешенства.
— Как съездили к родителям Кати?
— Класс! Я б там поселился, в Беляевке! Свежий воздух, сад огромный и речка в двух шагах. Правда, берега крутые — подмывает. Лестницу жители сделали, по ней и спускаются к воде. Утром вода — ледяная, кайф! Еще озеро имеется, но дальше, у леса.
— Что-то я в тебе раньше не замечала такой тяги к сельской жизни! На дачу к Головановым не затащишь!
— Что дача? Кусок земли с деревьями, огороженный забором! А там — простор!
— Хочу тебе сказать, Кир: в Беляевке было наше родовое имение Печенкиных.
— Вот это да! Почему ты мне раньше не говорила?
— Ты не спрашивал. Вам с Марго никогда не была интересна история нашей семьи.
— Мамсик… не обижайся. Сейчас молодежь вся такая, твои дети не исключение, — нашелся Кирилл.
— И Катя?
— Нет, мам. Катя как раз другая. А семья у нее… В одном доме — куча народа, и никто никому не мешает. Разговаривают тихо, не кричат. Только деду — он глуховат. Нет, у них нет той могильной тишины в доме, как у нас… Ой, прости, мам, — осекся Кирилл, видимо, заметив, как она помрачнела.
