— Ваш отец, Их Величество император Саркассора, Алонсон III, умер. Король умер. Да здравствует король!
С этими словами она надела оставленный кровавый перстень на руку мужу.
Какое-то время Торн хранил молчание, откинувшись на подушки, прикрыв глаза рукой. Потом тихо произнёс.
— Нам всем следует готовиться к худшему. Власть мало получить. Её нужно завоевать. А Бог свидетель — врагов у нас немало.
— Ваша Светлость, — подошёл к Гаитэ премьер-министр. — Мы не можем больше ждать. Наша обязанность перед поданными сообщить о смерти императора.
— Так делайте то, что должны.
— Откройте ворота! Откройте ворота! — гудела толпа, заполнившая всю площадь.
Стемнело. Среди ночи леденящим ужасом наполнял душу этот рёв, что страшнее звериного.
Факелы в руках толпы будили в душе Гаитэ, наблюдавшей с верхней галереи, застарелые, укоренившиеся фобии — её самым большим страхом было сгореть на костре.
Самые отчаянные из смутьянов сделали из бревна таран и теперь тащили его к воротам, что гвардейцы изнутри заперли на тяжелый засов. Те ходили ходуном на массивных петлях.
Толпа ревела и бесновалась. Мужичьё держало в руках импровизированное оружие от вертелов, на которых обычно жарили рябчиков, до заржавевшей сабли, неизвестно как попавшей в лачугу простолюдина.
— Что будем делать, Ваша Светлость? — вытирая пот с бледного лица проговорил кто-то из мужчин.
Судя по форме, один из военных. Кажется, капитан?
— Они вот-вот прорвутся.
— Чем можно противопоставить толпе, чтобы привести её в чувства? — вопросительно поглядела на него Гаитэ.
— Нечто более действенное, чем простая алебарда и аркебуза.
— Тогда велите приготовиться мушкетёрам, — распорядилась Гаитэ. — И пусть готовят пушечные жерла. Раскалите до красна прутья. Если убедить толпу словом не удастся, нам придётся думать о наших жизнях и жизнях тех, за кого мы в ответ.
— Вы правы, мидели. Мы должны быть готовы дать серьёзный отпор, — одобрил её решение капитан.
Гаитэ плотней запахнула на себе плащ, подбитый волчьим мехом. Ночь была прохладной, да и страх, поднимавшейся в душе, порядком вымораживал.
— Что с нами будет? — услышала она рядом с собой встревоженный голос Эффидель, подошедшей неслышными, мягкими, как у кошки, шагами. — Что с нами со всеми будет, Гаитэ? Брат должен что-то сделать.
— Торн очень слаб, он едва дышит. Толку от него сейчас будет меньше, чему ему вреда от подобной активности.
— Как назло, от моего муженька никакой пользы! — с досадой притопнула ногой Эффи. — Знаешь, что он делал, когда я покинула наши покои? Он — молился! Представляешь? Молился!
