— Почему ты здесь?! Почему ты не помогла ему?!
— Я не всесильна. Мне пришлось выбирать между твоим отцом и тобой… и выбор мой очевиден.
— Мой отец мёртв?
Глаза Торна ярко заблестели, как бывает только тогда, когда они полны слёз.
— Вот демон! Как же такое могло произойти! Как такое допустили?! Змея подобралась слишком близко…
— Боюсь, что ты прав. И… — Гаитэ заколебалась, не уверенная в том, что эту новость следует сообщать сейчас. Но как умалчивать о таком?
— Что?
— Бюсь, моя мать может быть замешена в заговоре. Она сбежала сразу же, как всё началось.
Торн поднял на Гаитэ тяжёлый, придавливающие взгляд.
— Ты не стала пить вино, — с горечью, почти с ненавистью, проговорил он.
— Я никогда не пью. Ты же знаешь.
— Наша смерть с отцом была тебе выгодна!
— Если так, то зачем я сделала всё возможное, чтобы спасти вам жизнь?
Гаитэ не была удивлена подозрениями Торна. Зная его нрав и характер она к этому готовилась.
— Я на вашей стороне. Сейчас слишком много всего навалилось, чтобы нам ссориться. Мы должны быть едины. Все.
— Ты права. Ворота во дворец заперли?
— Кристоф посоветовал мне сделать это, как только мы поняли, что вас отравили. Эффидель с мужем здесь.
— Отлично. Всех посетителей гнать прочь! Болезнь мою и отца следует держать в тайне. Это поможет выиграть время.
— Мы можем попытаться, но вряд ли получится, — вздохнула Гаитэ.
Передав приказ Торна секретарю, она, напоив мужа целебным отваром из трав, которые должны были нейтрализовать остатки токсинов в его организме, направилась в покои императора.
Лекарь передал тревожное сообщение. Их Величества пришли в себя, но, скорее всего, не проживут до рассвета.
К собственному удивлению, Гаитэ не застала царственного свёкра в постели. Он велел отнести себя в тронный зал. Всё это было странно, нереалистично, жутко. Высокий зал, неровные всполохи факелов, эхо шагов, тени.
И умирающей в высоком кресле.
Рядом с Алонсоном стояли его дочь и любовь последних лет его жизни, красавица Франческа.
Жозе Рокор, муж Эффидель, стоял в отдалении.
— А, вот и ты, последняя из Рэйвов, — тихим, ровным голосом проговорил Алонсон. — Подойти ближе. Скажи, как мой сын?
— Пришёл в себя, Ваше Величество.
— Он будет жить?
— Вне всякого сомнения.
— Мы рады это слышать, — откинулся на спинку кресла император. — Известие скрашивают нашу боль, которую мы почти не в силах выносить.
Гаитэ, не говоря ни слова, приблизилась к императору и, присев у его ног, положила свои руки на его. Исцеление было невозможным, процесс интоксикации зашёл слишком далеко, но облегчить его муки она всё-таки могла. Правда, в изрядной степени разделяю их.
