Они лежали рядом и, щурясь, глядели на свет фонаря, а там, под его широкой шляпой, плясали мириады пылинок.
И в ярком свете фонаря рисовались не только острые огненные спицы, но и невиданные миры, которые то ли были когда-то, то ли еще будут когда-нибудь, то ли не будут никогда. Эти миры были светлые, как лампа, и радужно-пестрые, как пыльная шляпа фонаря.
Она зажмурилась.
Перед ее закрытыми глазами кружились, сталкивались сотни светлых ламп и мерцали невиданные миры, которые то ли были, то ли еще только будут, то ли не будут никогда. И миры эти были пестрые, как птицы.
Она еще крепче зажмурилась и спросила:
— Что бы мы стали делать, если мы были бы дети после войны?
Он тоже зажмурился, но молчал, не зная, что ответить.
Да, он не знал, что ответить. Знал только, что она спросит это.
Они часто сидели так друг перед другом и подолгу молчали, а потом она чуть слышно говорила:
— Я хочу, чтобы нам с тобой было весело.
— Разве тебе не весело со мной?
— Нет! Нет! Мне очень весело.
— Так чего же ты?
— Я хочу, чтобы еще веселее.
И снова долго сидели молча.
Не важно, что молчали. Все равно он знал, что она скажет.
— Давай будем дети после войны, — тихо шептала она, опустив голову и закрыв лицо худыми, прозрачными руками.
А он все молчал, не зная, что сказать в ответ.
— ДАВАЙ БУДЕМ ДЕТИ ПОСЛЕ ВОЙНЫ.
Легко сказать — давай. А попробуй вот! Разве получится?
Легко сказать…
Она снова спросила, но теперь уже по-другому:
— Что бы мы стали делать — дети после войны?
Он мог достать из-за пазухи книжку — зачитанную, с обтрепанными углами, без начала и без конца. Но сегодня ему не хотелось читать. Он смотрел выше фонаря — в небо, на лунный серп, слегка раздавшийся, и, так же как она, видел невиданные миры. Радужно-пестрые, как птицы. Как пестрокрылые дятлы.
Почему так бывает, когда смотришь, прищурясь, на фонарь или на молодой месяц?
Они еще маленькие. Совсем крохотные, гораздо меньше, чем на самом деле, просто два карапуза. Они брат и сестра. И даже трудно сказать, кто из них младше, кто старше, такие они малявки.
Зато оба на редкость умные и хитрые.
Лето жаркое, с неба печет, они все живут в лесу, на большой зеленой даче, а кругом тоже зелень, и сосны высокие шумят.
По верхушкам скачут белки. Сядет рыжая на ветку, оглядится — и давай шишки лущить, шелухой плеваться. А глаза — ну точно пуговки, зубки острые — блик, блик — поблескивают. А по крыше скачет — будто гром средь ясного дня, настоящая гроза, только молнии не хватает.
