Я никогда не думала, что мы сможем встречаться долго. В конце концов, наше племя никогда не засиживалось на одном месте. Мы вели кочевой образ жизни. Вскоре мы покинули бы долину, отправились куда-нибудь далеко, и встречам с Джафиром пришёл бы конец. Но пока племя не уезжало — не возникло нужды. Укромность нашей долины позволяла без тревог собирать и выращивать урожай. Чужаки к нам не совались. Дни перетекали в месяцы, а месяцы — в годы.
Я научила Джафира буквам, а затем и словам. Вскоре он тоже начал читать. Упражнялся он и в письме, рисуя буквы пальцем на земле.
— Как пишется Морриган? — спросил он, и повторяя за мной буква за буквой, вывел моё имя. Помнится, я ещё долго смотрела на надпись, восхищаясь её изгибами, линиями и тем, как необычно стало выглядеть моё имя.
Недели и месяцы мы всем делились друг с другом. Джафир отличался не меньшим любопытством, чем я. Парень жил с одиннадцатью людьми. Все были одной семьёй, но он точно не знал, скольких на самом деле связывают родственные узы. Фергюс ему не объяснил, но это и не имело значения. Женщина по имени Лаурида объявила Джафира своим сыном, но он не знал, так ли это. Лаурида была женой Фергюса, но появилась в клане только на восьмом году жизни Джафира — вот почему он сомневался. Однажды Лаурида просто приехала с Фергюсом и осталась. Ту же, кто могла быть его настоящей матерью, Джафир помнил очень смутно: только голос, не лицо.
Он спросил, была ли Годрель моей матерью, и я сказала, что она моя бабушка. Джафир этого слова не знал. «Мать моей матери, — пояснила я. — Ама меня вырастила, а моя мать умерла, когда я была совсем маленькой».
— А твой отец?
— Я никогда его не знала. Ама говорит, что он тоже умер.
Джафир поджал губы. Возможно, спросил себя: «Не от рук ли моих родичей погиб её отец?». Вероятно, папу действительно убили стервятники. Ама никогда не рассказывала, как это случилось, но её глаза неизменно вспыхивали гневом и она тут же переводила разговор на другое.
Как-то я спросила Джафира о его брате, но он только пожал плечами и показал шрам на руке.
— Стефану привычнее изъясняться при помощи кулаков.
— Пожалуй, стоило бы воздержаться от знакомства.
— А я бы воздержался от того, чтобы вас знакомить, — ответил Джафир, подшучивая над моей манерой выражаться, и мы оба рассмеялись.
Я не осознавала, что между нами протянулась ниточка дружбы. Это казалось невозможным. Однако парень, когда-то спрятавший меня от своих родичей-стервятников, как выяснилось, способен и на другие добрые поступки: сплести браслет из луговой травы, подарить щербатую тарелку с золотым ободком, найденную в руинах. Однажды, заметив, как я разглядываю облака, он вручил мне пригоршню неба, просто чтобы увидеть мою улыбку. Я положила ее в карман. Бывало мы несказанно злили друг друга своей непохожестью, но всегда мирились. Мы менялись вместе: незаметно, день за днём, медленно, будто дерево, что просыпается после зимней спячки.
