— Я бы опохмелился, да нечем, — сказал Степан, вспомнив, как утром костерил все на свете: простокваши в доме не водилось с тех пор, как продали корову, а простокваша для него в этих случаях — первое средство.
Серега без шапки, в шерстяном свитере, словно в гости явился, подвел велосипед к дому, привалил к лежавшему на земле дереву, упер руки в бока на том месте, где кончался свитер, — широченный расписной его свитер не давал покоя Степанову Юрке, уже отслужившему в армии и третий год работавшему на тракторе.
Вскинув кудрявую голову, Серега некоторое время наблюдал, как Воронков прилаживал вершняк к оконному проему.
— Я говорил тебе — не ходи, ты зачем же, дядя Андрей, пошел? — спросил он, сдерживаясь, когда Воронков вернулся к самодельному верстачку, приткнутому к углу дома.
— Так я пошел, — забубнил Воронков, выпрямляясь и перекладывая удобнее лафет, — думаю, погляжу, если Синего нету, я вернусь. Пришел, а он тут, потолочины затаскивает.
— А что тебе Синий, если я сказал?
— Так ты сказал — по одному не ходить.
— Ну, так я вам обоим ничего сегодня не запишу.
— Это почему же? И управляющий подходил, видел, что мы работаем.
— Так управляющий — конечно. Он заинтересован.
— Что же мы, прогул должны делать?
— А не хоть делать прогул, иди еще куда-нибудь, зарабатывай.
— Куда же это мне идти?
— Да хоть в полеводство или на ферму.
— Зачем же мне в полеводство, когда у меня своя работа есть. А что управляющий скажет?
— Вот заладил!..
— Ты, Серега, его не переговоришь. Ляксандрыч у нас далеко вперед смотрит, — сказал Степан вроде с насмешкой над Воронковым, а вроде и нет — Серега с Воронковым не позволял себе так разговаривать прежде. — Чего головой мотаешь?
— Болит, черт. Никогда не болела.
Но Серега жаловался на голову не первый раз.
— А ты заметь, с тех пор болит, как подрались в Кусакине — как тогда тебя колом по черепушке тракторист-то ихний, корявый такой.
— Люблю корявых, — рука не скользит, — уже примирительно сказал Серега.
— Люблю. Ничего даром не проходит. Я и Юрке своему наказываю: не лезь шибко в драку, слыхал, как профессор по телевизору объяснял в медицинском часе?
Серега взялся за велосипед, все так же не глядя на Степана, проговорил:
— Скажи Юрке, будет ехать — пусть прихватит это дерево, бросит у мово дома. — И, не объясняясь дальше, поехал вдоль Сапунова.
Степан, выплюнув папиросу, смотрел вслед.
— Небось искать поехал, где бы хлебнуть — в Холстах-то уже вчера пусто было, за Май да за Победу — за два таких праздника — все выхлебали хлебалы, — бубнил Воронков. — А тебе задание за самовольство: вези дерево его величеству. Глянь-ка, не повело у нас это окно?
