неутолимый голод и…, и потух. Голова снова пошла юзом, огонь в глазах окончательно исчез.
-Нет, опять ничего нету. – Фермер печально вздохнул и отошёл в сторону. Проверил колышки, вбитые в почву, верёвки осмотрел, подёргал вот, на прочность значит. В длину вытянул, посмотреть, как лошадкам удобно до травки дотягиваться, если под ногами всю скушают, смогут
они на другое место перейти или нет? Нормальная длина, обоим хватает…
-Красавцы! Правда? – Спросил Фермер, невероятно гордый своими лошадками.
-К-красавцы. – Согласно кивнул Велес. Тут Булат голову поднял, услышав новый голос.
Затянутые бельмом глаза ожили. Он вдруг рванулся вперёд, пытаясь открыть пасть. Верёвка
натянулась, колышек захрустел, ошейник затянулся на шее и ноги Булата, взлетели вверх. Бедняга
рухнул с громким хрустом костей. Что-то там мычать начал.74
-Норовистый он. – Уважительно протянул Фермер. – Но ты знаешь, вот норовистый, вроде
буйный, да? А пашет почему-то лучше, чем Беляночка. Она всё пофилонить пытается. Только
отвернёшься, и всё, сидит уже в поле, на горизонт смотрит. Умная она, но ленивая.
Снова тяжко вздохнув, сталкер опять глянул на своих «коней» и расплылся в гордой улыбке.
-По весне приручил. Трудно было объезжать. Серьёзно, ни в какую не хотели подчиняться.
Они тут дикие совсем. Но ничего, справился. Сдружились вот. Теперь они и не уходят. – Он
крякнул как-то неопределённо и сигареты достал, прикурил. – Я их в июле отпустить думал.
Отвязал, туда, за холм вывел, и говорю – идите, понимаешь, к своим, вы свободны и спасибо вам, что поле вспахать старику помогли.
-А они? – Велес хотел сказать больше, но не смог – комок к горлу подступил, проглотить
срочно пришлось, чтоб не задохнуться. Там вон Беляночка что-то заинтересованно на него
смотрит. Булат всё передние копыта освободить пытается…, то есть, руки. Они у него совсем ведь
не двигаются. Ну так. Если мертвецу руки проткнуть металлической проволокой, затем туже
проволоку воткнуть в живот, вывести в районе позвоночника и крепко привязать, хочешь, не
хочешь, а шевельнуться не выйдет. Та же проволока, продета в челюсти. У обоих на губах
проволочное забрало, челюсти сшиты так, что их не открыть…, лошадки…
-Не поверишь – не ушли. Наоборот, ластиться стали, мордами в ноги, живот, в шею даже
тыкаются, носами сопят, не хотят уходить. – Тут он громко вздохнул и добавил. – Полюбили они
меня Шрам. К животине ведь по-доброму еслив, не уйдёт никогда. Навсегда останется.
