«Да они мои друзья!» — чуть не ляпнула я правду. Кому она, эта правда, нужна? И так парня еле-еле сохранила (да и это еще вопрос, быть может, он решил ограничиться однократным провожанием), что бы сталось с Романом, скажи я эту правду вслух? Наверно, со ступенек бы навернулся. Дело в том, что один бомж из нашего двора, Вася, помог мне раскрыть преступление, точнее, натолкнул на след. Как итог, мы сдружились, он познакомил меня с некоторыми своими товарищами по несчастью, а я решила, что для меня это совсем неплохо, ибо бомжи — отличный источник информации, они все время вертятся на улице и много чего полезного видят. Полезного, я имею в виду, для моих расследований, которые я иногда затеваю, что-то вроде увлекательного, но опасного хобби.
— Бомжи не гадость. Бомжи — люди, — вступилась я за своих знакомых, так как, в отличие от Гитлера, в корне презирала всяческую дискриминацию.
— Как скажешь, — хмыкнул Ромка.
Он, как и обещал, довел меня прямо до квартиры. Я достала ключи, и тут он меня удивил.
— Юль, можешь дать мне свой телефон?
— У тебя что, своего нет? — моргнула я глазами, прокручивая в голове его слова о том, что в деньгах он не сильно нуждается. Да и с какой стати я ему должна дать? Сама я как звонить буду?
— Ну, ты чудная! — захохотал он. — Я имею в виду номер!
— А-а, Семен Семеныч! — Я продиктовала ему мобильный и домашний.
— Ну, пока.
— Пока, — машинально отозвалась я, переступила порог квартиры, но здесь вспомнила, что Ромка мне свой номер так и не дал, обернулась — его уже след простыл. — Дела… — пробормотала я, но решила, что первая так или иначе не позвонила бы, а когда он сам позвонит, тогда и будет у меня его номер.
— Как кино? — проявила интерес мама, разогревая ужин. — Понравилось?
— Да, — ответила я, усаживаясь за стол. — Свою законную порцию адреналина я получила.
— За билет ты платила или…
— Или, мама, или.
— Значит, Дима?
— Нет, Таня Грачева, — хмыкнула я.
— Таня? — на секунду поверила родительница. — Что у вас за отношения такие? — И, видя, как я тихонечко хихикаю себе в руку, раскусив замысел дочери, сказала по обычаю: — Тьфу, овца! Я ведь почти поверила!
— Как дошла? — сурово спросил отец. — Никто не приставал по дороге?
— Меня проводили, — уклончиво ответила я.
— Кто? — суровый тон папахен сменил на очень суровый. Как и большинство мужчин, он был великим собственником, как по отношению к жене, так и к дочери. Разговор о других мужчинах в нашем доме был под таким же запретом, как и у мусульман свинина.
