Нет, чего уж, степняки всяко богаче болотных людей. Вот и смотрели болотные казаки на богатую жизнь с интересом и завистью, проезжая в своём грузовике по широким улицам станицы Карпинская. Дивились. А в станице суета, народ с места поднимается, грузят и грузят люди добро на машины, старики в основном, и молодёжь старается, дети тоже. Бабы всем руководят. Казачки. А вот казаков не видно. А добра и техники у людей много, куда там болотному казачеству.
Канцелярия полка в Карпинской как четыре канцелярии в Болотной. Тут и зал со столами есть, видать, празднуют что-то степняки. Кондиционеры работают хорошо. Казаки, рассаживаются за столы на стулья, не на лавки. Им воду холодную принесли, чай горячий. Кому что нравится.
Пришёл молодой казак совсем, младше Саблина по виду, а уже звезда есаула на пыльнике. Знаком показал не вставать.
— Здравы будьте, господа-товарищи пластуны. Я есаул Баранов.
Пластуны забубнили что-то в ответ вразброд. Вроде, поздоровались.
— Один взвод только пришёл?
— Один, — говорит прапорщик Мурашко, вставая, — я с другими связывался, они напрямки через степь хотели проехать, да все встали там, пришлось возвращаться, грязи до осей. Проводку заливает. Не проехать.
— А вы как проехали? — Есаул садиться, и показывает жестом прапорщику сесть.
— Да хорошо, что в степь не свернули сразу, а поехали по Енисейскому тракту до южной дороги.
— Это хорошо, что по южной дороге ещё проехать можно.
— Можно, — говорит прапорщик, — проедем. Сейчас колонну соберём тех, кто уже погрузился, а кто не успел, тому поможем вещи сложить, через пару часов до темноты можем двинуться на север.
Баранов молчит, видно, не так он себе всё представлял.
— Думаю, детей и баб в первых машинах собрать, — продолжает прапорщик, — дальше машины с едой и водой. А там уже и со скарбом пусть в хвост становится. Может, какую бросить придётся. Первые колею разобьют, так последние в ней останутся.
Он замолкает, казаки молчат, есаул молчит. Только в канцелярии суета, там, за дверью, по лестнице ходят штабные, носят что-то, бегают туда-сюда, ругаются даже. Эвакуируются. И тут пластуны почувствовали, что не так всё просто будет. Есаул с серым лицом мрачный сидит, видно, слова выбирает. Думает, как начать. А пластунам это надоело. Чего сидеть, чего высиживать?
— Господин есаул, так что, будем эвакуироваться? — Спрашивает его Сашка Каштенков. — Чего, мы зря, что ли, за день триста вёрст проехали?
Баранов поднимает на него глаза, взгляд тяжёлый, так и говорит:
