Хильда взяла свою сумочку и надела на руку.
— Я взял образец его слюны, пока он спал в мой последний визит. Скоро я узнаю: он мой сын или брат, — сказал ей я. — Если так, я буду бороться за него. Если нет, я всё ещё буду бороться. Если ты не станешь, буду я.
Она кивнула.
— Как я и сказала, делай, что считаешь нужным. Прощай, Уинстоун.
Я всё ещё сижу, пока она уходит. Я прилетел в Чикаго, надеясь, что смогу убедить её выступить в суде со мной. Мать Уилла, дающая показания против моего отца, очень бы помогла. Однако я знал, что вероятность очень мала. Хильда отказывалась сотрудничать все те разы, когда я пытался достучаться до неё по поводу Уилла. Даже после того как она испытала кулаки моего отца на себе. Она знала, насколько жестоким он может быть.
Встав, я положил деньги, чтобы закрыть счёт, на стол и ушёл.
Это был мой последний шанс уговорить её, прежде чем двигаться дальше с ней или без неё. Завтра я всё узнаю, если не раньше. Они убедили меня, что экспресс-тест займёт не более семидесяти двух часов.
Если Уилл мой сын, я, возможно, никогда на прощу себя за то, что не спас его раньше. Боль от такой реальности будет преследовать меня. Вечно.
БЬЮЛА
Короткая записка. Всё, что я получила от Стоуна.
Всё, что в ней говорится: «Я буду дома поздно».
Ничего больше. Никаких объяснений. Он даже не добавил «Я люблю тебя». Может, это слишком по-девчачьи, но я весь день не слышала от него ни слова. А приходя домой, нахожу эту записку.
Я не ужинала с Джеральдиной, думая, что приготовлю что-нибудь для нас сегодня вечером. Мы могли бы вкусно поесть и поговорить о нашем дне. Я хотела побыть с ним, обсудить следующие шаги в отношении Уилла.
Неа. Я одна. Без какой-либо информации, кроме того, что он будет поздно.
Сидя на кухне, я ем миску куриного бульона, который нашла в кладовке и разогрела. В супе из банки нет ничего аппетитного, но я не собираюсь готовить лишь для себя одной. Солёные крекеры добавили хоть немного вкуса. Мои планы приготовить ньокки с курицей и шпинатом на ужин рухнули.
В квартире очень тихо. Я провела здесь больше времени, когда она пустует, чем, когда Стоун в ней. По крайней мере, так кажется. Я плакса. Знаю, мысли, витающие в моей голове, безосновательные, но я не могу сдержаться.
Жизнь со Стоуном никогда не будет предсказуемой или нормальной. Я не должна этого ожидать. Особенно сейчас. Многое лежит на его плечах. Больше, чем я могу представить. Мне нужно быть его опорой, а не ещё одной ответственностью — ему это не нужно.
