- Рыси, рыси! - закричал он, поднимаясь на ноги и убегая от светлой солнечной полянки.
А вслед за ним бежали и товарищи.
- Откуда ты взял, что рыси?
- Какие рыси? - спрашивали его уже у шалаша под Шихан-камнем Гриша и Боба.
- Ну да, рыси, - отвечал Славик. - Я сразу узнал: уши торчат, а на кончиках кисточки. И глаза такие злющие, колючие. Как поглядел в них, меня ровно кипятком ошпарило.
Храбрившийся до этого Скороспелкин сразу притих и стал уговаривать ребят отправиться домой. Дескать, делать тут больше нечего. Лосиху все равно не увидим. Вчера за нею, наверно, гналась рысь, она поэтому и бежала сломя голову. Может, ее и в живых-то уже нет.
Славик и сам был такого мнения, что неплохо бы уйти из этого страшного места. Дома-то куда лучше, спокойнее. Можно бы покупаться, позагорать на озере. Только вот что сказать потом в отряде, в дружине, когда спросят о лосихе.
- Как ты думаешь, Гриша? - обратился Славик к Светлякову. - Что будем делать дальше?
- Групповоду виднее, - ответил тот уклончиво.
- А все же? Я советуюсь с вами. Нам всем поручили выследить зверя.
- Ну и выследим. В чем же дело?
- Конечно, выследим, - согласился Славик и подумал: "С Гришей не пропадешь, он в случае чего не растеряется".
А солнышко между тем уже выкатилось из-за Шихан-камня огромным раскаленным комом, опахнуло жаром леса и травы, высушило росы, разлило над поляной у шалаша густые пряные запахи разомлевшей смолки, хвои, муравейников и цветов. Замолкли птицы. И только с цветка на цветок с жужжанием перелетали тяжелые шмели-медуницы.
В полдень ребята снова вышли на звериную тропу. Теперь они направились уже не вверх, за Шихан-камень, а вниз, к речке Рябиновке, и там неподалеку от берега залегли, замаскировались. Ведь охотник Якуня говорил, что днем лосиха ходит купаться в старицу. И, конечно, если пойдет, то здесь, по старой своей дороге.
Сидят следопыты у тропы, ждут. Кругом стоит тишина. И только слышно, как тоненькими, словно паутинка, голосками поют комары, липнут на лицо, на руки, тут же выпускают острые хоботки и норовят запустить их под кожу.
Вдруг ребята переглянулись. Вверху на тропе послышался треск, а вскоре показалась и сама лосиха.
Далеко вперед выбрасывая ноги, она спускалась с Моховой горы. Лосенок шел за нею поодаль. Лосиха спешила, ее донимали комары, слепни, мухи, мошки. Она нарочно проходила через самую чащу, лезла через кусты, чтобы отогнать от себя весь этот гнус. А малыш шел уже на своих окрепших ножках потихоньку, не спеша. Он еще не понимал, отчего так ноет, зудит тело. Мать часто останавливалась и, повернув голову назад, поджидала детеныша. Тот подходил и тут же, вытягивая шею, лез с выпяченными губами под брюхо матери. Она легонько отталкивала его задней ногой и убегала рысцой, как бы говоря: беги за мной, глупый, идем скорее к речке, к болоту, там наше спасение от овода. Но лосенок был не только глупый, но и упрямый. Он делал все так, как хотел сам. За матерью он не бежал, а шел нехотя, широко расставляя ноги, словно боялся поскользнуться, и рассматривал большущих коричневых слепней, которые сотнями увивались возле него.
