Кучерганов решил оставить работу…
Решение это зрело в нем давно. И впервые мысль эта появилась сразу после операции, когда ему удалили две трети желудка.
С разрывающей болью в животе, с пересохшими, запекшимися губами, когда пить еще не давали, а только смазывали губы смоченной в воде марлечкой, лежал он в палате, безучастный ко всему. Свет раздражал. Ночью он чувствовал себя спокойней. А днем просил задергивать шторы…
«Вот… В тридцать шесть лет и желудок потерял, — думал он тогда. — Не рано ли?.. — И сам себе ответил: — Нет, не рано… Спасибо, что не хуже…»
И вспомнил, что позади тяжелейшие годы очень важной работы. И не просто работы. Борьбы за создание атомного оружия. И в этой борьбе он принимал посильное участие…
Тогда себя никто не жалел. И не только потому, что мало знали о коварстве радиации и были первыми в неизведанном деле. Очень уж ясна была задача — за спиной Россия, а времени в обрез.
Многих нет уже — его товарищей рабочих, инженеров. Нет в живых и самого руководителя ядерного штурма, Игоря Васильевича Курчатова.
А вот он, Кучерганов, каким-то чудом уцелел. Правда, потерял желудок. Но что поделаешь? С другими и не на атомной работе такое случается. Чего уж там…
Кучерганов гордился прожитой жизнью. И вот теперь он, лучший слесарь-универсал атомной электростанции, решил уходить. Решил оставить атомную электростанцию, с которой сросся душой, где трудно было найти такое устройство или механизм, к которым за долгие годы работы он не приложил бы свои умелые руки.
Конечно, не только операция на желудке привела его к этому решению. В душе с недавних пор появилось новое стройное чувство. Чувство, будто жить осталось недолго.
Те, кто постарше, говаривали, что подобное ощущение является к человеку значительно позже, когда уже здорово перевалит за пятьдесят.
А у него вот это чувство явилось раньше.
И тогда только Кучерганов вспомнил, что старшему сыну Вовке только одиннадцать, а Саньке всего три година.
И растерянное лицо жены долго еще стояло потом перед его мысленным взором.
О решении своем Кучерганов пока никому не говорил. Даже жене Рае и директору атомной электростанции Щепетильникову, который очень уважал и ценил своего лучшего слесаря-универсала.
Собственно, Кучерганов был, пожалуй, не просто слесарь, а мастер на все руки, ас, который мог работать на любом станке — от токарного и координатно-расточного до фрезерного и строгального, был отличным сварщиком, жестянщиком, медником, вальцовщиком, лекальщиком. И каким еще другим слесарем он только не был!
