Сечкин прищурился и пронзительно посмотрел на Метелева.
— Смеешься надо мной? — спросил он. — Думаешь, совсем лопух Сечкин?
— Да не думаю я так! — засмеялся Метелев. — Но ты же сам сказал: десятиклассники и так далее… Но почему все же мы?
Лицо Сечкина стало обиженным, надутым.
Метелев перестал смеяться и подумал:
«Конечно… Высшее образование страхует недостаточную пока надежность АЭС… Сторожа с высшим специальным образованием… А что делать?..»
Он подождал еще некоторое время, но Сечкин ничего не ответил. Достал «Дукат», дрожащими руками зажег спичку. Закурил. Развернулся на вращающемся стуле к своему месту и молча, пуская густые и, как показалось Метелеву, какие-то нервные кольца дыма, уставился на самописец. Спина у Сечкина была очень выразительной. В ней ощущались несогласие и даже какая-то решительная, злая напряженность.
Саня Афонин спал. Голова его короткими толчками отваливалась назад. Метелев судорожно глотнул слюну. Шум от приборов, к которому адаптировался слух, сразу стал громче, но постепенно снова приглушился.
«Как в самолете… — подумал Метелев. — Уши заложит, а глотнешь — лавиной накатывается гром моторов…»
Так, сидя, он время от времени глотал слюну, создавая волнообразные накаты шума в ушах, и думал, сколько еще лет будет вот так же переливаться, наползать, заволакивать и топить в себе этот бездушный, уже давно раздражающий гул сотен механизмов и машин, вырабатывающих электроэнергию и вместе с тем безжалостно терзающих души смотрителей своих. Метелев тут же подумал, что все же его работа, труд всей вахты, рождают в душе и чувство гордости за свое дело. Как-никак, а они вахтенные работники электростанций — Прометеи, дарящие людям спасительный огонь… Но все же… Одной этой гордостью сыт не будешь…
Глаза его равнодушно смотрели на спящего Афонина. Боковым зрением он видел, что Валера Сечкин опустил голову к оперативному журналу и был неподвижен. Читать там было явно нечего… Метелев глотнул слюну. Шум работающей станции свежо навалился на него и постепенно утих, заложив уши. Веки отяжелели и самопроизвольно смеживались. Он с усилием открыл глаза. По телу разливалась сладкая сонная истома. Он потянулся и, сильно напружившись, громко вздохнул. Сечкин не обратил внимания. Афонин крепко спал.
От небольшого взбадривания в голове у Метелева прояснело. Он намеренно громко отодвинул стул. Встал. Афонин даже не вздрогнул. Сечкин вяло повернул голову в его сторону. Метелев зычным голосом крикнул:
