У Метелева закружилась голова. Он стоял рядом с жужжащим насосом, опустив голову, и снова обостренно переживал те смерти, будто погибал тогда сам. Почувствовал, как сжались сосуды, стало знобить, ком тошноты подступил к горлу. Бледность разлилась по его лицу. Ужас безвыходности… Он сейчас переживал его заново, вспоминая лица погибших. Затем встряхнулся, зябко передернул плечами и прошел в противоположный по диагонали угол. Там была еще одна дверь. Легкая, фанерная. Тронул рукой. Дверь была заперта. Он с силой толкнул плечом. Фанера прогнулась и треснула…
«Можно было уйти через эту дверь… — подумал он и стал успокаиваться. — Ребята не знали о ней…»
Стресс обострил обоняние. Метелев вдруг почуял неприятный, раздражающе острый запах мокрой плесневелой половой тряпки. Внимательно осмотрелся. Увидел около стояка ливневой канализации швабру с накинутым на поперечину куском подсыхающей, но еще влажной мешковины. Подошел, тронул мешковину ногой. Запах усилился. Быстро вышел из бокса. Подошел к мановакууметру, проверил разряжение по системам вытяжной спецвентиляции. Норма. Прошел в помещение аварийных плунжерных насосов. Над головой — трубопровод перемычки расхолаживания реактора. На нем висит знак радиоактивности…
«Странно! Перемычка сравнительно новая, — подумал он и приставил ПМР вплотную к трубе. — Триста миллирентген… Конечно, реактор расхолаживаем, не кастрюлю с супом. Об этом забыли. Кто-то засек. Молодцом…»
Он чертыхнулся и быстро двинулся вдоль бокса. В это время с пушечным грохотом врубились четыре аварийных насоса охлаждения СУЗ (системы аварийной защиты). От неожиданности Метелев вздрогнул. Прихватило дыхание. Нервы. Бросился к ближайшему телефону.
— Афонин, — деловито прозвучало в трубке.
— Почему включились насосы? — деланно спокойно спросил Метелев.
— П-подсел… — Афонин почему-то помедлил, — расход… Да, подсел расход воды на охлаждение СУЗ… Видимо, была подсадка напряжения собственных нужд. Отключаю насосы.
Грохот смолк.
— Расход в норме, — сказал Афонин.
— Ладно… — задумчиво ответил Метелев. — Нашел Крончева? Что с градирней?
— Крончева не нашел…. Давление циркводы… — Афонин помолчал, — Ты знаешь, Виталий Иванович, стрелка прыгает… Качок в пол-атмосферы…
Метелеву стало не по себе. Он с минуту молчал. Все ясно: он проморгал уровень в градирне! «Осел»! С его-то опытом! Крончев там, и у него нелады…
Во всем существе все еще молчавшего Метелева появилась мельтешащая убыстренность. Сами собой моделировались в сознании возможные последствия.
