1.3. Достаточно своеобразно отношение говорящих и пишущих к тому стилистическому усреднению текстов, к утрате ими своего многообразия, которое было свойственно предшествующей эпохе. На месте нивелировки речи, к которой причастны в первую очередь масс-медиа, сейчас наблюдается прорыв в литературный язык разговорной стихии и жаргонов, а также иностранных слов и выражений. Любопытно, что это влияние также осуществляется через каналы масс-медиа, резко меняющих – каждый по отдельности (теперь у каждой газеты, например, «свое лицо») и все вместе – свою стилистическую природу, свою общую тональность. Это, несомненно, связано с преодолением деформированного сознания, понятий и качеств жизни, выхолощенных реалиями тоталитарного общества.
Новые стилистические градации требуют прежде всего отхода от высокого языка при изложении серьезных материй, по крайней мере введения в речь личностного человеческого момента, некоторого облегчения, упрощения тех средств выражения, с которыми предшествующая эпоха жестко увязывала важные темы, доводя анахронически до абсурда ломоносовское «коими о высоких материях говорить пристойно». Верховный пример был задан нашими парламентами, далеко ушедшими от ранее принятой стилистики общения, если не вообще от того, что считается во всем мире «парламентским» (см: С. И. Виноградов. Слово в парламентской речи и культура общения. РР, 1993, 2, с. 54).
Элемент игры, раскованности, панибратства проникает в изложение трагических событий, свидетельствуя о несостоятельности автора, о его дурном индивидуальном вкусе и плохих манерах, но и о торжествующей стилистической тенденции. Психологическая установка и вкус порождают в текущей газетной хронике удивительные «крики» моды, позволяющие репортеру не замечать поразительной безвкусицы и бестактности. Вот пример, который не стоило бы и приводить, если бы он иллюстрировал только утрату чувства меры и такта данного репортера: За полтора часа до убийства отца сынок перочинным ножом уже успел тяжело ранить собутыльника, с которым коротал рождественский вечерок. Тем же ножичком он и порешил родного папульку (Зарезал… папу. Куранты, 1993, 5).
Потуги на юмор, красование вседозволенностью, дурного пошиба позерство сплошь и рядом поразительно несуразны: употребляемые слова и выражения несообразны с содержанием, которое и само по себе сомнительно, противоречат элементарному такту в соединении несовместимых стилистических пластов и, естественно, на большинство читателей действуют отвращающе. Расхристанно написана, например, заметка «Не будет вам рашен-казашен. Поголовная русификация древней Европы», базарно-развязный тон которой рисует автора – хочет она того или нет – как не умеющего вести себя, хотя и небесталанного, человека. Вот эта заметка с некоторыми купюрами.
