— Понятно. Яша не сказал, чем рубили головы? — спросил Стас.
— Широким, длинным, скорее всего изогнутым клинком, — помешкав, ответил Коля. — Сабля, какая-то что ли…
— Ясно. А что с их конечностями? — спросил Стас. мТы говорил, что они изуродованы..
В этот миг открылась дверь в актовый зал, в коридор выглянула Рита, и проговорила гневно:
— Корнилов, ты совсем обнаглел?! Мы же договаривались, что тебя не будет отвлекать ни твоя работа, ни твои преступники, ни даже генерал Савельев! Ну, что это такое! Почему все родители, все отцы сидят на месте, как нормальные люди, а ты шаришься тут по коридорам с телефоном!
— Я сейчас приду, любимая, — миролюбиво ответил Стас. — Не злись. Это правда важно.
— Да у тебя по-другому не бывает! — закатив глаза, раздраженно ответила Рита, и скрылась за дверью.
Стас вздохнул.
— Прости, Коль. Так, что с конечностями трупов?
— У них обожжены руки, Стас, — в голосе Домбровского слышалось брезгливое отвращение. — Я бы даже сказал… сожжены. Причем исключительно запястья… Есть идеи?
— Да… — Стас снова на пару мгновений задумался. — Это похоже на наказание.
— Наказание? — переспросил Коля, — Ты так решил из-за отрубленных голов?
— Всё вместе, Коль, — качнул головой Стас. — Документы по делу Гольшанского — улики и предмет их вины. Обожженные руки-пытки, с целью признания вины…
— Обезглавливание — это, приговор. — ошарашенно закончил Коля. — Чёрт возьми… Да, похоже на то. Ты приедешь?
Стас бросил быстрый взгляд на двери актового зала.
— Думаю, да.
Он знал, как взбесится Рита, если узнает, что он уехал. Но Корнилов не мог проигнорировать это убийство. Тем более, что оно напрямую связано с Гольшанским, а значит, как верил Стас, связно с ним. С Сумеречным портным. С тем, кого Стас не смог поймать. С тем, кто сумел его обыграть. Корнилов почти не отрицал, что для него это почти личное, хотя вряд ли кому бы то ни было признался в этом. Разве что… Разве, что Нике. Ну, от Синеглазой все равно бессмысленно что-то скрывать.
Спускаясь по школьной лестнице, Стас быстро написал сообщение Алине, поздравил с шикарным выступлением. Затем написал Рите, попросил прощение, и объяснил, почему вынужден уехать. Хотя отлично знал, что Рите будет все равно.
Садясь за руль автомобиля, Корнилов уже был погружен в раздумья об убийстве адвокатов Гольшанского, и о Портном. Мысль о том, что он всё ещё может поймать его, беспокойными жалящими и пульсирующими электронами металась в венах его головы.
