Девушки тоже проснулись от шума совершенно недвусмысленной драки. Зафира, округлив глаза, прикрылась подушкой. Константа схватила узкогорлую вазу. Так что на поле боя ворвались девы-воительницы — одна с мечом, вторая со щитом. Константа сразу же опустила медную посудину на голову ближайшего — вроде бы не Юрий, разберешь тут в полумраке! Противник повалился мешком, даже не вскрикнув. Зато баронская дочь огласила покои боевым воплем, сделавшем бы честь мамонту в капкане.
Еще пара воров, пытающихся зажать Юрия в угол, отвлеклась на новую угрозу. Что и стоило им здоровья: в сером заоконном свете особенно ярко сверкнул синий кончик дьявольского хвоста — напрочь смахнув ближнему противнику кисть с оружием. Лязг упавшего кинжала заглушил вопль раненого. Единственный уцелевший из тройки прямо с места кинулся в окно. Судя по азартным воплям, его уже ждала гостиничная стража, поднятая тем же шумом. Но грабитель взлетел на крышу по оставленной веревке и был таков.
Зато двух оставшихся сдали ворвавшимся в апартаменты молодцам. Хозяин прибежал тоже, несмотря на поздний час, одетый безукоризнено. Рассыпался в извинениях, и прямо на месте выплатил виру за беспокойство, положив на столик увесистый золотой.
— А ковер мои девочки ототрут, вы не беспокойтесь, — заверил он напоследок, и вся орава, наконец-то убралась. Убедившись, что опасность миновала, Зафира посмотрела на залитый кровью ковер и артистично осела в обморок.
— Ну вот, — вздохнула Константа, — придется все же, господин Юрий, вам рядом с нами спать. На кровати как раз трое поместятся. Да и деньги целее будут.
И вылила на Зафиру остатки воды из медной узкогорлой вазы, которой только что столь доблестно сражалась.
Интерлюдия
Пафнутий из рода Сур прислонился обширной спиной к холодной кладке каменного простенка. Через кольчугу и стеганку холод не ощущался, но серые стены нагоняли озноб одним своим видом. Казалось бы, королевский дворец — можно сделать и покрасивее! Пафнутий покосился в “женский угол” и еще раз фыркнул: да там женщину от мужика не отличишь! Все тоненькие, завитые, напудренные, позолоченные — точно как пуфики под ними. Пожалуй, Пафнутий просто сломал бы любое из изящных сидений, если бы сдуру взгромоздил на шитую подушечку четырнадцать стоунов собственного веса и полтора стоуна боевого железа. Всего полтора потому, что на прием к королю полный доспех Пафнутий решил не брать. Но все равно придворные из “позолоченного угла” таращились на него, как на степняка, притащившего за собой еще и верхового эпиорниса. А уж как носы поджимали, вынужденные проходить рядом! Хорошо хоть, слуги не огибали Пафнутия десятой дорогой, так что довольно скоро он разжился здоровенным кувшином королевского вина. Пажа развернул со словами “У короля еще много!” — и мальчишка, не зная, то ли восхищаться баронской лихостью, то ли жаловаться, побрел в погреба обратно.
