Дождик все сыпал, все шире расползался туман в лощине, снегу на той стороне речки оставалось немного - рваные сизые пятна на мокром пологом склоне, по которому в третий раз бежали автоматчики. Со все разрастающейся тоской в душе я смотрел, как катастрофически быстро уменьшается в мглистом пространстве коротенькая их цепочка. Давняя, привычная связь между нами рвалась...
Ананьев то бежал, то быстро шел наискось по склону, как-то нагнулся, торопливо перевернул на спину тело убитого, забрал его автомат. Потом он минуту бежал, занимая свое место в цепи, а кто-то, что шел позади - возможно, Чумак, - ненадолго задержался над трупом - кажется, снимал сумку с дисками или гранатами.
Рота достигла середины склона. Уже непросто было и различить ее за мглистой завесой дождя, которая, к счастью, скрывала автоматчиков и от немцев. Только надолго ли? С высоты их вот-вот должны были увидеть, и тогда...
Тем не менее немцы молчали. Трудно было поверить, что они и во второй раз зазевались настолько, что не замечают атаки. Плохо было видно отсюда, но мне казалось, что верх высоты уже совсем близко. Еще один, самый последний бросок - и можно будет швырнуть гранату, выскочить из-за обрыва и, если повезет, с ходу занять конец траншеи. Эх, если бы удалось хоть одним отделением ворваться в траншею!
Внизу молча и одиноко лежал Гриневич, я не сразу понял, что и он ждет вестей с высоты. Видно, не дождавшись того, что хотел, замполит окликнул:
- Васюков! Где рота?
- Пошла, пошла.
- А почему не стреляют?
Этого я не звал. Не стреляли ни наши, ни немцы. Тем временем уже вся рота скрылась во мгле. Только пристально вглядевшись, можно было различить кое-где под самой вершиной маленький намек на движение. И по-прежнему не слышно было ни выстрела, ни крика, ни голоса - высота замерла, затаилась. Очень похоже было, что рота в самом деле достигла траншеи.
А может быть, немцы ушли?
Ведь было же такое, и даже не раз, когда немецкие позиции, за которые мы дрались день, два и даже несколько дней, вдруг оказывались незаметно покинутыми, и мы занимали их без всякого боя. Ведь мы не одни здесь, наши части где-то все же теснят фашистов, вон как грохает в стороне большака!
Ход моих мыслей вдруг приобрел другое направление, подумалось: какой же я размазня, в сущности, если столько передрожал понапрасну. Действительно, там же Ананьев, который умеет, знает, предвидит, как поступить наилучшим образом. В чем-либо другом он, может, и не силен, а чем-то он уступит Гриневичу, Ванину, даже Цветкову, но в таком деле, как бой, он разбирается отлично. Тут он профессор, генерал…
