— Это много?
— Хватит чтобы разбросать большинство мехов, как игрушки по комнате. Ты куда-то собирался?
Он был непривычно вежлив со мной, что не могло не вызвать подозрений.
— Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Затем Инструктор проследовал по бетонным плитам, лежавшим здесь в качестве покрытия, вдоль больничного корпуса, шагая уверенно, почти не оглядываясь назад и не наблюдая иду я за ним или нет. Но я шел. Совершенно не понимая почему это делаю.
— Ты наверняка сейчас думаешь почему все так резко поменялось, правда?
Я сказал «да», хотя и не думал продолжать разговор.
— Ты еще молод. Очень сильно молод. Кто-то считает это недостатком, но мне кажется все идет как надо. Я рад. Правда рад, что ты выдержал Аттестацию и прошел ее.
— А кто еще стал пилотом, — не выдержал и спросил я.
Инструктор остановился у небольшого здания, прилегавшего к главному медицинскому корпусу и игравшему роль смежного технического помещения. Несколько окон выводило на нашу сторону, но оттуда никто не смотрел — люди были все сосредоточены на первых двух этажах корпуса.
— Тебе это интересно?
— Мне интересно кого я уничтожил. И те голоса в пустыне… Вы ведь приходили ко мне?
Он ничего не ответил, но и не отказался прокомментировать случившееся во время Кровопускания.
— На тебя напало сразу несколько мехов. Это я все подстроил. Ты пришел на поле боя последним и первые минуты вел себя на удивление плохо. Шел грудью на все орудия и проглатывал снаряд за снарядом. Сказать откровенно было мгновение, когда я подумал, что тебе конец. Но ты оправдал возложенное на тебя доверие. Ты выдержал. Ты уничтожил своего противника, хотя и получил критические повреждения своего меха. Как говорил мой инструктор в свое время: «если перед своей смертью вы уничтожили хотя бы один вражеский мех, значит ваша смерть была не напрасной».
Он улыбнулся и хотел было уже идти дальше, но я остановил его, схватив за руку, отчего тот был сильно удивлен и по привычке потянулся к кнуту, висевшему до сих пор на его поясе, но затем, передумав, заговорил уже немного иным голосом.
— Мы не имеем права говорить об этом.
— Тоже самое ты говорил и про моего отца.
— Ты?
— Я пилот. Теперь я могу так говорить, — перебарывая дрожь в голосе, продолжал я.
— Мне пришлось нарушить это правило, чтобы ты знал какая кровь течет в тебе.
— А в них? В них она тоже текла. Все мои сиб-братья и сестры были такими же.
— Нет, — он покачал головой. — Они были бледной тенью твоего отца. Они совершенно другие. В них нет и миллионной доли того, что есть в тебе. Ты почти абсолютная копия Эдварда Гувера. Можно сказать зеркальное отражение, пусть и моложе на несколько десятков лет.
