Не кто иной, как я сам, помнится, зажигал этот вечный огонек в первый раз. Ух, как ломит зимнее мороженое зуб неизбывной глупости! Я сидел на могилке неизвестного солдата с работягами - гранитной плиты тогда еще не было - и распивал четвертинку. От населения нашей огромной страны мы были отгорожены деревянным заборчиком. Газ под светильник уже подвели, и ребята только что закончили возню с утеплением. "Эй, журналист, - крикнул мне один из них, рубать с нами будешь?" И он бросил мне коробок спичек и открыл вентиль. На вечном газовом огне мы распустили две банки болгарских голубцов по шестьдесят копеек и умяли это дело с буханкой орловского хлеба...
Вот о чем я думал, глядя на молодоженов, стынущих под сухим снежком в раздетом до озноба виде, - о банке болгарских голубцов.
* * *
С тех пор я стал бывать у Роджера регулярно. Два раза в неделю я занимался русским с детьми, а после них - с отцом. Дети и без меня набирались в школе на третьей скорости. Роджер был прилежен, и, за исключением Полы, заговорившей лишь перед самой их высылкой, все мы скоро перешли на апельсиново-механическую новоречь: "Kogda you'll come back domoi, do me a favour, pozvoni", - просил Роджер. На
что я резонно отвечал: "From home? Ti chto, ohuel?"
* * *
Его семья стала моей finishing school. Никита притащил мне как-то бледную ксерокопию мидовского протокола и "Правила хорошего тона 1889 года". Я быстро вник в тонкости ношения бриллиантов, освоил три способа подсаживания дамы в карету, отметил на будущее, что не стоит ковырять в ухе вилкой для улиток, и наконец-то понял, почему мужчина должен идти сзади поднимающейся по лестнице женщины. Никита острил, что в те времена не было мини-юбок, но мы оба пришли к выводу, что ladies first происходит из весьма половой жизни. "Если там ты не пропустишь ее вперед, если ты не дашь ей взорваться, а когда сам сверзнешься, обнаружишь, что она все еще корчится в ионосфере, не в силах ни взлететь, ни спуститься, тогда завал: перманентная истерия, гарантированная стервозность. Пропуская ее вперед, ты проявляешь себя истинным джентльменом. Все остальное: театры, похоронные процессии, кивки и рукопожатия, пируэты в дверях - чушь и бесплатное приложение. Уверяю тебя, - заводился Никитка, - если в постели ты ее пропускаешь вперед, она простит тебе любые огрехи".
Это было забавно. Мы трепались с ним о светской жизни в стране, где одно лишнее "О" округлило ее до нуля. С-о-ветская жизнь! Где один встает, поглаживая усы, и все садятся... Где протягивают не руки, а ноги... Где на "как поживаете" привычно отвечают - "спасибо, плохо". Где традиции настолько нарушены, что для официально-контактных с иностранцами издают внутренние инструкции, призывающие застегивать брюки и не сморкаться в салфетку. Ах дорогая госпожа, Гэ Стайн! Есть, конечно, потерянные поколения, но есть и напрочь потерянные страны...
