Ася только представила, как Ростоцкий отвечает на ее чувства, и тут же уснула, пока чары фантастической реальности, так похожей на прекрасное сновидение, не развеялись и не превратились в действительность – непредсказуемую и порой ужасно жестокую.
Ближе к обеду она открыла глаза и почувствовала, что не зря себе предоставила возможность выспаться, изгоняя из организма и растворяя во времени остатки яда, которым ее угостила бывшая свекруха Марианны Копцовой. Уплетая любимые пельмени, она проверила пропущенные звонки.
Один от Зацепина – наверное, хотел узнать, как дела, а матушка нашлась, что ответить. Пять звонков от Елены Кузьминичны – неужели вспомнила еще что-то интересное? Три – от Стаса, значит, созрел и готов действовать. Наконец, звонок от Ростоцкого – наверное, подумал хорошо и решился сделать ей предложение, от которого она не сможет отказаться. Кому же ответить первому? Тому, кто больше всех в ней заинтересован – Елене Кузьминичне.
– Асенька, здравствуй! Хорошо, что ты мне перезвонила. Я тут поговорила по телефону с некоторыми соседями по даче. И оказалось, что ты пропустила Лидию Сергеевну. Ты не хочешь с ней встретиться? У нее есть, что тебе сообщить.
– Мне ехать к ней на дачу?
– Нет, она в городе. У нее трагедия: муж ушел к молоденькой. Поэтому она на какое-то время, пока не придет в себя, дачу забросила. Лидия Сергеевна сегодня весь день дома, так что, если надумаешь посетить ее, она тебя ждет.
Ася записала номер телефона и адрес. Договорившись с Лидией Сергеевной о встрече, принялась одеваться. Мысли Аси крутились вокруг разговора с Ростоцким. Она каждое мгновение думала лишь о нем, поэтому не сразу подключилась к беседе с Лидией Сергеевной, сидящей напротив и пытающейся передать все, что она почувствовала, когда впервые узнала об измене мужа.
Выговорившись, Лидия Сергеевна постепенно перешла к событиям того незабываемого трагического дня. Оказалось, что она не попала в поле зрения дознавателей из полиции по причине того, что была в сильнейшем подпитии.
– Когда пришли полицейские, я даже не поняла, о чем меня спрашивают. Только потом, когда немного отрезвела от своего горя, начала что-то соображать. Накануне я узнала, что мой Николенька сбежал от меня к совсем молоденькой девушке. И квартиру, и дачу, и машину бросил, так торопился. Да и зачем ему все это? Он со своим бизнесом себе еще купит. Мне так захотелось напиться, но тайно, чтобы и дети не осудили, и соседи по дому с презрением не смотрели. Вот я и приехала на дачу. Выпила рюмку, другую. А душа рвется поделиться с кем-нибудь горем. Вот я и взяла бутылку коньяку, пошла по соседям. Никто не захотел со мной поговорить, выслушать, пожалеть, наконец. А вот Мария Ивановна, добрая душа, и выслушала, и пожалела, и советов кучу надавала. Я тогда ушла от нее с сознанием того, что жизнь, несмотря ни на что, продолжается. Пришла домой, поразмыслила о том, что Мария Ивановна говорила, и даже нашла в плохом хорошее. Да, ушел. Да, бросил. Но зато теперь я избавилась от его невыносимого брюзжания по поводу и без оного, от его вечно кислой и всем на свете недовольной физиономии, когда мне хотелось треснуть его по башке чем-нибудь вроде скалки или сковородки. Избавилась от его злых насмешек и издевок, кичливости и самомнения, когда он надувался от важности, как лягушка, того и гляди лопнет. Теперь никто меня по рукам не станет бить, чем бы я ни занималась. И я выпила рюмашку от радости. А потом еще одну, и еще. Когда полицейские пришли, я уже ничего не соображала: то плакала, то смеялась, то снова плакать принималась. А вот когда в себя-то пришла на следующий день, мне самой уже было ни до кого. И только на третий день вспомнила, что Мария Ивановна в тот день какая-то странная была.
