— Можешь валяться сколько душе охота, — сказала девушка и познакомилась с Верочкой, назвав себя Тоней–сорвиголова.
— Почему вы так себя зовете? — спросила Верочка.
— Вы надолго к нам? — не ответив, спросила Тоня, щурясь.
— Погостим и, наверное, скоро уедем… — каким–то потерянным голосом проговорила Верочка.
— Все равно успеете наглядеться. У нас уха–же–ро–ов! Да я их всех с носом оставляю. Вот так… — большим пальцем она вздернула и без того курносый нос.
Пока раздевались да складывали платья, Тоня расспрашивала гостью, есть ли рынки на Урале, и, узнав, что рынки есть, но все дорого, сочувственно помотала головой, затем интересовалась, как водится, погодой, морозами:
— Наверное, ужасно люто у вас на Урале?
На это Верочка с нарочитой бодростью ответила:
— Привыкли, и морозы не берут. Это сперва было совсем худо. Ватные брюки выдали девчатам, а все равно коленки поотморозили, не говоря уже о пальцах. Коченели, как ледяшки.
— Откуда же вы приехали на Урал?
— Я, к примеру, из Воронежа…
— Ой, подруженька, у меня парень был из Воронежа, такой смешливый и робкий, мамоньки мои!.. Не мог дотронуться рукой до меня. Вот хочу, говорит, протянуть самовольно руку, а она не тянется, будто немеет…
— Это почему же? — сорвалось с языка у Верочки. — Раненая?
— Нет. Он позже был ранен и теперь на излечении в госпитале лежит. Письмами завалил — целые вороха!.. А не мог притронуться потому, что стеснялся, не хотел самочинно…
"Алешка мой тоже такой", — подумала Верочка, и ее охватила возникшая помимо воли ревность. Спрашивала, осторожно пытала и про рост, глаза — все сходилось. "Понятно, это он, мой Алешка… Ну и плутовка, приворожила — и концы в воду", — лихорадочно, помимо воли, твердила Верочка и чувствовала, как всю ее обдает жаром.
— А у тебя есть парень, кого ты любишь? — без обиняков спросила Тоня. — И где он проживает?
— На фронте… У вас, — рассерженно ответила Верочка.
— Стало быть, отняла твоего, — уловив перемену в ней, засмеялась Тоня. — Приворожила.
Подзуживая, Тоня смотрела, как глаза у Верочки наливались и обидой, и беззащитной жалостью. Подошла, взяла Верочку за подбородок, взглянула в глаза, казалось, в самую глубину их.
— Что ты меня так рассматриваешь, ровно кобылку какую! — отстраняясь, в сердцах промолвила Верочка.
— И ты поверила? — сказала Тоня строгим тоном и легла в постель. — Ну можно ли быть такой… глупышкой! Моего зовут Федор, а твоего?.. Чего же молчишь?
Краска стыда залила лицо Верочки. Враз отлегло от сердца, даже как будто похолодело внутри.
