- Да, кто же ты такая, черт возьми?!
Ответ был слишком неожиданным для малыша. В течение двух часов в него летели кляксы, ножи, шары, ленты, его подрастающий организм поначалу справлялся со всем эти потоком эмоций желаний и страстей, но в конце концов он потерял сознание, мягко повалившись на пол мастерской.
Когда он очнулся, начинало смеркаться. Не соображая, что произошло, малыш встал и увидел пирамиду, но прежде, чем у него появились хоть какие-то эмоции, он выдернул шнур из розетки.
Зная, что вот-вот придет мать, он кинулся к бочке во дворе смыть с себя сажу, в которой он измазался в доме Охо, предварительно упрятав пирамиду в кучу хлама, валявшегося в углу мастерской. Умывшись, он уселся на ступеньку крыльца и тупо смотрел на заходящее солнце, отбрасывающее свои лучи на громоздящиеся невдалеке снежные вершины.
Вид величественной картины внес успокоение в его повзрослевшую в течение полутора часов душу. Повзрослевшую? Насколько? На века?
Груз познанного ошеломил малыша. Он был до смерти напуган тем, о чем поведала своеобразным языком пирамида. "Демиург один", так кажется,"- подумал он.
Теперь малыш знал то, о чем никто из его знакомых не мог даже помыслить. От первых мыслей "шизика" Охо, пройдя вместе с ним весь исследовательский, многолетний путь к оформлению научных и паранормальных идей, поучаствовав вместе с ним в реализации большинства его желаний, столкнувшись с мало постижимой волей и принципами некоего Джонатана Пирса, Фабио знал теперь и о том, от чего сгорел дом ученого.
Во всем этом шквале информации, никак не желавшей укладываться в маленькую голову Фабио, было еще что-то, что не давало ему покоя, что-то главное. И уже вместе со стуком каблучков матери, направлявшейся к калитке дома по освещенной фонарями улице, заставив свой мозг работать активней в эти считанные секунды, малыш понял, что в его руках оказалась волшебная палочка, о которой мама ему читала столько сказок.
Осознав эту ликующую мысль, он радостно кинулся навстречу матери.
- Что это с тобой, Фа? - ласково обняла сына женщина, прижимая его к себе.
- Я тебя люблю, ма, - с любовью глядя в ее глаза, ответил малыш, - и мне так хочется, чтобы у нас с тобой все было хорошо.
Мягко потрепав его по щеке, Лючия - так ее звали - улыбнулась немного устало и сказала:
- Обязательно будет, сынок, обязательно. Идем, я тебя покормлю.
Пока мать гремела посудой, Фабио размышлял над своей тайной. Он скорее чувствовал, чем понимал, что "Демиург" небезопасен. Образ сумасшедшего Охо стоял перед его глазами как оживший комикс. А вдруг и с мамой случится тоже самое, если она узнает о приборе.
