– А ничего, – махнул рукой Курьян. – Пусть боятся, меньше приставать будут.
– А они не решат нас Нию вернуть? Так, на всякий случай.
– Нет, здесь народ миролюбивый.
– То-то я смотрю, у них камни такие мягкие да ласковые, – усмехнулся историк.
В этот момент в дверь постучали, и Марсель, повернувшись, увидел Меланью, которая кивнула Курьяну и молча поманила историка за собой. Удивившись такой таинственности, он вышел на крыльцо и вопросительно взглянул на знахарку. Та замялась на несколько секунд, а потом выдала:
– Ты это хорошо сделал, низкий тебе поклон. Муса мне все рассказал.
– Нужно было сделать это давно.
– Тогда мы бы с ним не встретились. Возможно, он должен был служить тебе так долго, чтобы дойти до меня.
Марселю понравилась эта мысль, и он подумал, что, возможно, Кирилл в жизни мавра играл роль этакого фатума, который вел его к конечной цели, пусть даже против желания.
– Что ж, я рад, что смог сделать тебя счастливой, – кивнул он. – Но Муса, если ты не знаешь, решил сопровождать меня в Киев. Я не просил его об этом.
– Да, он говорил. Но теперь Муса пойдет с тобой не как слуга, а как вольный человек, у которого есть право принимать решения. Это важно. Постарайся, чтобы он вернулся, а я уж дождусь его.
– Ты мудрая женщина, – уважительно наклонил голову лжесвященник. – Я сделаю все, что от меня зависит…
Глядя на то, как Меланья идет по направлению к избе, в которой лежал ее жених, историк снова попытался увидеть ее глазами мавра и опять был вынужден признаться себе, что у любви не может быть общих критериев, чтобы установить ее истинность. Ему вдруг стало грустно. Дожив до сорока, он не только до сих пор оставался холостяком, но и вообще не имел никого на примете. Впрочем, историк никогда и не стремился создать семью во что бы то ни стало, но все же иногда по ночам ему было одиноко. В такие моменты Марсель задумывался о прожитой жизни и, как правило, приходил к неутешительному для себя выводу, что все его профессиональные достижения не имели никакого значения ни для него самого, ни для кого бы то ни было. А теперь, без своих студентов, чем он мог вообще похвастаться?
– Чего грустишь, Баламошка? – Услышав за спиной голос Курьяна, историк обернулся, стараясь придать лицу безмятежное выражение.
– Грущу? Я? И не думал. Ты в курсе, что Меланья замуж собралась?
– Да? За кого же?
– А ты угадай.
– Хм… – Курьян почесал нос и, поразмыслив несколько секунд, беспомощно развел руки в стороны. – Не знаю, расскажи.
