– Нужно поговорить о Мусе.
– Тебе нужно – ты и говори. А я послушаю.
Судя по всему, Меланья не испытывала к нему симпатии. Вероятно, мавр успел рассказать ей что-то, что характеризовало его не лучшим образом. Может быть, это и хорошо.
– После того как мы закончим наше дело, Муса вернется со мной.
Помолчав пару секунд и не дождавшись ответа, историк продолжил:
– Так, во всяком случае, я думал раньше.
– А теперь?
– Теперь я начал в этом сомневаться.
– Почему?
– Да есть у меня парочка причин. Не хочу ходить вокруг да около. Ты любишь его?
– Это не твоего ума дело, – ровным голосом отозвалась женщина, а Марсель поймал себя на мысли, что готов начать горячиться. Взяв себя в руки, он постарался говорить спокойно:
– Моего, если это так. Муса ведь говорил тебе о том, что нас связывает?
– Говорил. – Меланья повернулась к собеседнику впервые за все время разговора и взглянула ему прямо в глаза. – И я не понимаю, почему он до сих пор верен своей клятве.
– Он человек слова, – осторожно заметил историк, обрадованный тем, что разговор пошел в нужном направлении.
– Он отплатил тебе сполна, – осуждающе покачала головой знахарка. – А ты? Что ты дал ему, помимо своей веры?
– А что я должен был дать ему?
– Хотя бы то, что обещал. Он мог стать тебе другом, а стал рабом твоим. Рабов много, а верный друг – редкость. И зачем я тебе это говорю?
Женщина грустно вздохнула и снова принялась собирать соцветия.
– Я обещал ему свободу, – напомнил Марсель.
– Сколько раз? Стоит ему выполнить твое задание, как ты тут же придумываешь еще одно, потом – еще. И так будет всегда. Когда же ты насытишься?
– А вдруг я уже насытился?
– Так иди и скажи ему об этом. Освободи его от клятвы, которую он дал тебе когда-то. Оправдайся перед своим богом, если ты действительно веришь в него.
– И что дальше? Уедешь с ним?
– Я уже говорила, – отозвалась Меланья, – это тебя не касается. Я никаких обещаний тебе не давала, так что и отчитываться перед тобой не стану.
– Твое право.
Марсель услышал все, что ему было нужно, и, резко повернувшись, направился к селищу. Если Муса на самом деле решил строить свое счастье с этой несговорчивой бабой, у него должны были быть на то весьма веские основания. Возможно, ему удалось разглядеть в ней то, что было не видно остальным. В конце концов, подумал историк, кто он такой, чтобы осуждать его выбор? Главное – что он, наконец, выяснил, в чем дело, и теперь мог со спокойной совестью завершить то, что по какой-то причине не смог или не захотел сделать Кирилл.
