– Кого? – не понял Тимоха.
– Ну, того, которого мы привезли. Мусой его зовут. Ты не смотри, что он такой чумазый, – крепкий мужик, видный. Мне он сначала не понравился, но ты бы видел, как он здоров саблей махать! В общем, не будут больше вас разбойники беспокоить.
– Ты точно говоришь? – не веря внезапно свалившемуся счастью, вскочил на ноги Тимоха. – Не брешешь?
– Чего мне брехать? – оскорбился Курьян. – Да вон они лежат – в лесочке рядом. Можешь сам посмотреть.
– Брат! – Тимоха кинулся к нему и обнял его с таким чувством, что здоровяк даже крякнул от неожиданности. – Спаситель ты наш!
– Ну, не только я, – освобождаясь, смущенно пробормотал Курьян. – Остальные тоже постарались. Немного.
– Да мы же… Ты же… – не найдя нужных слов, Тимоха поднял вверх руки и издал победный вопль. – Эгей! Заживем! Наконец-то. А мы ведь, представляешь, к самому князю отправляли посланцев, но у него сейчас, говорят, своих дел по горло. В общем, так и не дождались от него помощи. А тут вы! Ну, спасибо! Давненько у нас таких радостных вестей не было.
В этот момент дверь приоткрылась, и в избу заглянула женщина, которой недавно доверили Мусу. Бросив на Марселя настороженный взгляд, она обратилась к хозяину:
– Там этот, бесурменин, в себя пришел. Зовет какого-то Кирилла. Хотел встать, так мне пришлось ему пару раз того…
– Чего – того? – нахмурился Тимоха.
– Чего, чего… В зубы дать! – с вызовом отозвалась баба, и Марсель автоматически взглянул на ее руки, которым мог бы позавидовать любой мужик.
– Ты что?! – вскричал Тимоха. – Нашему гостю – да в зубы? Меланья!
– Ладно, – поднялся историк. – Я Кирилл. Пойду посмотрю, что там. Ты, Курьян, можешь не ходить. И не болтай лишнего.
Оставив родственников общаться друг с другом, Марсель проследовал за женщиной, которая, идя впереди, постоянно оглядывалась на него, словно опасалась, что он нападет на нее сзади.
– Ты не бойся меня. – Мужчина постарался успокоить ее. – Я тебе зла не желаю.
– Вот и хорошо, что не желаешь, целее будешь, – отозвалась баба. – Пришли.
Отступив в сторону, она пропустила Марселя в избу и зашла следом. Муса лежал на толстой соломенной подстилке, а по обе стороны от него стояли его помощники. Судя по вздувшейся губе, ему действительно досталось, и историк с трудом сдержался, чтобы не засмеяться. Мавр бросил на свою няньку недобрый взгляд и, стараясь говорить внятно, несмотря на слабость, произнес:
– Баба меня била. Это нельзя. Оскорбление. Казнят за такое.
