— Печать тоже, знаете, откровенно говоря… Сережа и в область печати вносил свои предложения, удивляясь тому, что его до сих пор не выпускают.
— Ну-с, молодой человек, — сказал наконец следователь, — взгляды ваши мы обсудили подробно. Хотелось бы еще уточнить — как вам удалось войти в контакт с иностранной разведкой.
Всем сочувственным видом он словно поощрял: не стесняйтесь. Чего уж скрывать? Все там будем. Экая важность!
— Оставьте глупые шутки, — побледнел Сережа. — Я еще не осужденный, я подсудимый.
Следователь усмехнулся и раздвинул шторы. Дневной свет был так чист и прозрачен, что хотелось вдохнуть его всей грудью.
— Подойди сюда. Слышишь? Тебе говорю. Сейчас ударит, — подумал Сережа, деревенея лицом.
— Глянь в окно!
Сережа увидел площадь, на которой бывал раньше, увидел вход в метро с нырявшими туда человечками, маленькие троллейбусы и автомобили, в которых тоже ехали люди, и каждый ехал, куда хотел. А сверху падал снег, живой настоящий снег.
— Вон они где — подсудимые. Видал — сколько? Следователь показал на снующую под ними толпу. Потом погладил Сережу по стриженой голове и ласково пояснил:
— А ты, брат, уже не подсудимый. Ты — осужденный.
Хлопоты были бесполезны. Ему уже намекнули в одной высокой инстанции:
— Лучше не суйся. Тебе доверяют — можешь быть спокоен. А вступаться за него не советуем. Только себя запачкаешь. Забудь и рожай другого, пока способен. А этот — этот тебе не сын.
Но бабушка не унималась:
— Хлопочи! Добивайся! Или ты — не отец?
Отец! У других дети — как дети. Институты кончают. Аспирантуру. Даже у Скромных мальчишка — попался, так, по крайней мере, на краже. Отец его выпорол для острастки — и концы в воду. А это — надо же? Из десятилетки — в тюрьму — отцовское имя позорить. Да еще в такое время!
— Нет, мамаша, — ответил Глoбов, глядя на ее мокрые валенки. — Идут большие аресты. Не могу.
— Что вы сказали? Боюсь? Не то слово. Разве я когда боялся? Меня все боялись… Я же — прокурор, поймите. Мне совесть не позволяет. Я — людей, может быть, менее виновных ежедневно…
— Чье это будущее? Мое? Обойдусь как-нибудь без будущего. Предатель мне не сын.
— Оставьте. Причем здесь честное слово революционерки? Старомодно звучит, Екатерина Петровна. А мне достоверно известно…
— Э, нет. Это вы напрасно. Сына терять нелегко…
— Довольно попреков! Вы сами… А брата, брата забыли? Удрал за границу, так вы, небось…
— Я и раньше догадывался. Но если бы я знал, до какой степени…
