Ева зябко поежилась.
– Вот вам иллюстрация, – сказал Дермот, не отрывая от нее глаз. Он вынул из жилетного кармана часы. – Например, что это такое?
– Извините, но…
– Что я держу в руке?
– Часы, господин иллюзионист.
– Как вы догадались? Дикий ветер. Тиканья вы не слышите.
– Ну знаете ли! Я же вижу, что это часы!
– Вот именно. В том-то и дело. А по часам мы к тому же можем определить, – заключил он весело, – что уже двадцать минут шестого и вам, безусловно, хочется спать. Извозчик!
– Да, мосье?
– В город, пожалуйста.
– Да, мосье.
Смирного кучера как будто коснулась волшебная палочка. Он развернулся с неимоверной быстротой, наводящей на мысль об ускоренных съемках в кинохронике, когда все вдруг несутся вприпрыжку и сломя голову. Они полетели той же дорогой обратно; над сине-серой водой кричали чайки; и Ева опять заговорила:
– Ну а теперь что?
– Спать. А потом положитесь на вашего покорного слугу. Вам сегодня предстоит встреча с Гороном и следователем.
– Да, наверное.
– Про мосье Вотура, следователя, болтают разные ужасы. Но вы его не бойтесь. Они, правда, любят, чтобы все было по правилам, и на допрос меня вряд ли пустят…
– Вас там не будет? – крикнула Ева.
– Я же не адвокат. Кстати, вам надо взять адвоката. Я пошлю к вам Соломона, – он запнулся. – А что – это так важно, – добавил он, уставясь в спину кучера, – буду я там или нет?
– Конечно, важно. Я вас еще не поблагодарила за…
– Ну что вы… Так, значит, расскажите им о том, что произошло, в подробностях, как рассказывали мне. Как только ваш рассказ занесут в протокол, я смогу действовать.
– А пока что вы будете делать?
Дермот долго молчал.
– Один человек может подтвердить, кто убийца, – ответил он наконец. – Это Нед Этвуд. Но от него пока толку мало; правда, я тоже остановился в «Замке» и на всякий случай порасспрошу его врача. Нет… – он снова замолк. – Я еду в Лондон.
Ева выпрямилась на сиденье:
– В Лондон?
– На один день. Отсюда летит самолет в десять тридцать, а вечером есть рейс из Кройдона[8], которым я поспею к ужину. К тому времени, если мой план выгорит, я уже буду располагать решающими сведениями.
– Доктор Кинрос, и на что вам из-за меня такие хлопоты?
– Нельзя допускать, чтобы твоего соотечественника на твоих глазах упекли в тюрьму.
– Все шутите!
– Разве я шучу? Простите.
Усмешка противоречила извинению. Ева рассматривала его лицо. Резкий солнечный свет смутил Дермота, и он поднял ладонь к щеке, как бы пытаясь заслониться. К нему вернулось давно забытое мучительное чувство. Ева ничего не заметила. Она устала, продрогла в своей короткой накидке, и события той ночи вдруг опять мучительно отозвались в ее памяти.
