– Как быстро ваши кооперативы откликаются на новые требования?
Управляющий магазином знает местный спрос, знает, сколько товаров он продает, и каждый день пишет отчет в центральную контору своего района, и каждый день ему поставляют новые товары на основе его потребностей.
– А нельзя ли использовать магазины, чтобы предлагать людям новый образ жизни?
Да, можно.
– Делается ли это?
Нет, не делается.
– Но разве советское правительство не пытается воспитывать детей так, чтобы они стали сторонниками советского правительства, как католическая церковь воспитывает детей католиками?
Да, но католическая церковь воспитывает детей ради церкви, тогда как коммунизм воспитывает их ради самих себя – их собственного процветания и счастья в будущем.
>22 нояб. 1927 года, вторник, Москва, Grand Hotel
Меня заинтересовали московские галки[225]. Они здесь повсюду. Мне рассказали, что для русских галка – едва ли не священная птица. Сегодня утром, лежа в постели, я наблюдал за ними через окно. Они тучами проносятся над самым сердцем Москвы – над Кремлем – и улетают все в одном и том же направлении – прочь из города на северо-запад.
Это весьма флегматичные птицы – кажется, в своем полете они вовлечены в какое-то легкое, полусонное совместное движение. На лету они всегда играют друг с другом. Одна из них вчера прилетела и уселась на карниз у одного из окон моего номера. Я счел это добрым предзнаменованием. Вообще, эти птицы, парящие над полуазиатским городом, придают ему впечатление более дружелюбного. Кружась над Кремлем широкими объемными кольцами или раскручивающимися спиралями, они сообщают этому скопищу старых зданий какой-то отстраненный, прекрасный и определенно средневековый вид. Они почему-то кажутся мне древней и пышной частью старого, могучего и мрачного мира. Глядя на них, я вижу царя Федора на ступенях собора, вопрошающего: «Боже, Боже! За что меня поставил ты царем?!»[226]И я вижу, как под их темными крылами Иван убивает своего сына или придворные расправляются с ним самим[227]. Внизу угрюмый, жестокий, деспотичный мир, но, если смотреть вверх, кажется, что эти крылья дарят свободу – и безразличие – а иногда и многолетнюю отстраненность. Внизу – нищета, догма, мистицизм, жалкая покорность предрассудкам, вверху – птицы, существа языческие, общительные, доброжелательные и веселые. Насколько же непредсказуемой и небрежной может быть природа – свобода, легкость, содержательность могут идти в ней бок о бок с порабощением, страданием и бессмысленностью, и ни одно из этих качеств не высветит другого. И глядя на сцену, которая разворачивается под их крыльями, на Кремль, вполне можно воскликнуть: «Природа! О, Природа! Какой в тебе смысл? В чем твоя тайная воля?»
