И потом добавил:
Искусство само по себе – явление органическое и изменяется очень медленно, но революция внесла много нового в его содержание. Искусство в России будет играть и уже играет большую политическую и воспитательную роль. На каждой фабрике есть сейчас театр, в каждом рабочем клубе действует свой театральный кружок. Вся Россия теперь играет.
После беседы мы отправились осматривать музей Художественного театра. Здесь есть ценные коллекции рукописей пьес, старинных портретов и фотографий актеров, костюмов, есть макеты декораций, реквизита и т. д. Все это собрано за годы жизни Станиславского. Насколько я смог уловить, одним из его близких друзей и почитателей был Чехов, который много лет работал с ним, писал для него пьесы и помогал их ставить. Он также знал Толстого.
>20 нояб. 1927 года, воскресенье, Москва, Ясная Поляна
В 12:45 ночи мы попытались сесть в поезд, отправлявшийся в Ясную Поляну, но оказалось, что все вагоны переполнены. У нас были билеты на поезд «Максим Горький», но без плацкартных карточек. Моя переводчица поговорила на вокзале с кем-то из ГПУ, сказала, что американский писатель едет в усадьбу Толстого, что это делегат и т. п., и он устроил нас на плацкартные места в первом вагоне, предназначенном для служащих железной дороги. Но к тому времени, когда он завершил все приготовления, поезд тронулся.
Мы побежали и успели вскочить во второй вагон, битком набитый настоящими русскими массами: на полках полутемного прокуренного вагона в три яруса лежали и сидели люди. Взглянув вверх, я мог видеть сапоги русских, свисающие рядами с верхних полок; какой-то парень снял сапоги, и его босые ноги оказались в непосредственной близости от моей физиономии. Мы простояли в проходе около часа, ожидая остановки; когда поезд остановился, мы выпрыгнули из него и побежали к первому вагону, где проводник уже подготовил для нас места. Это тоже был вагон третьего класса, но немного чище и с нумерованными спальными местами. Мы растянулись на деревянных скамьях, и я даже стал иногда засыпать, убаюканный медленным движением поезда и хором людей, храпевших в разных тональностях. В семь часов утра мы прибыли на маленькую станцию Ясная Поляна.
Перед нами открылись действительно зимние картины: все покрыто снегом, а вокруг густые сосновые и березовые леса. Мы зашли в небольшой домик около станции, чтобы выпить чаю. В домике было две комнаты, разделенные кухней. В каждой комнате жило по семье, и в каждой комнате у стены стояло по большой кирпичной печи, на которых две семьи готовили еду и которые согревали их комнаты. Наш хозяин, молодой парень, лежал на голой деревянной кровати – полностью одетый, в валенках – и спал. У этой же кровати играли четверо детей; иногда он просыпался, забирал детей на кровать и ласково смотрел на них сквозь дрему. Его молодая жена вскипятила самовар и накрыла на стол, выложив на него большой каравай ржаного хлеба.
