>18 нояб. 1927 года, пятница, Москва, Grand Hotel
Восприятие России своеобразно – оно успокаивает меня, как и, насколько я понимаю, многих. Так, супруга министра иностранных дел госпожа Литвинова рассказывала мне, что, находясь вне России, она всегда испытывала беспокойство, бежала туда, бежала сюда, конкурируя со всеми и во всем: в одежде, в контактах, да мало ли в чем еще. Но здесь все эти хлопоты отпадают, они ничего не значат. Одеваются здесь бедно, выходить в свет практически некуда; богатство невозможно; доступны только приятные личные контакты там, где их можно найти. «И все же я счастлива, – рассказывала она. – Мне все равно. Как и все остальные, я работаю – часть времени у мужа как машинистка и переводчик; неполный рабочий день – для одного правительственного бюро как переводчик. Я получаю 200 рублей в месяц. Вы видите, как я одета. И у меня нет светской жизни. Здесь вообще нет такого понятия, у местных чиновников нет никаких светских привычек. Раз в месяц мы с мужем устраиваем прием на 150 гостей. Это скучно – он официальный. Но я здесь счастлива – мне кажется, более счастлива, чем была где-то еще (а я англичанка). И я часто удивляюсь этому: почему?» Тогда я не смог ей ответить, но сейчас, через 10 дней, – думаю, что смогу. Это связано с отсутствием общего, в масштабах страны, беспокойства по поводу своего будущего или поиска средств к существованию. Здесь будущее и эти средства к существованию тесно связаны с жизнью самой страны. Если страна процветает, то и вы наверняка преуспеете; если она терпит неудачу, то и вы потерпите неудачу. Но если у страны есть хоть какое-то продвижение вперед или даже просто небогатая жизнь, то и у вас они будут. Каждый получает столько, сколько он наработал, но не более 250 рублей в месяц, и комнату или ее часть. Здесь нет коррупции. О старости человека, о его лечении, о потребности в отдыхе, о справедливой доле удовольствия – обо всем заботится государство. Если он не может найти работу, то получает по крайней мере пятнадцать рублей в месяц и медицинское обслуживание, если он болен. Лекарства и при необходимости уход за ним дома, если он тяжело болен и не способен себя обслуживать. Нет больше мошенников или религиозных фанатиков, которые сбивают человека с толку; нет притеснений со стороны полиции или чиновников. Он не может позволить себе прекрасную одежду – но и никто другой не может. У него тесное и бедное жилище – но и у всех остальных оно такое же. Его реальное положение сейчас определяется его умом или его квалификацией, или и тем и другим – и все удовольствия, какие есть, открыты для всех на равных условиях. Рестораны и отели бедны, но лучших, куда можно было бы хитро ускользнуть, просто нет. На улицах – по крайней мере, на улицах – вас не печалят контрасты между крайней нищетой и богатством. Если вы видите нищих, то знаете, что так или иначе это попрошайки. Если люди различаются, то это происходит из-за их реальных настоящих или прошлых достижений и их умственных способностей. Семья, богатство, титулы, даже безопасность – кроме государственной безопасности – все исчезло.
