Затем мы прошли через фабрику, на которой изготавливают различные виды конфет, шоколада и пирожных. Вполне современное оборудование, порядок, цеха очень чистые, рабочие в белых фартуках. Но многие виды сортировочных и упаковочных работ выполняются вручную.
>15 нояб. 1927 года. вторник. Москва. Grand Hotel
Мы взяли извозчика и отправились в Музей фарфора. Воздух был морозным и бодрящим. Коллекция находится в прекрасном старом особняке, принадлежавшем владельцу текстильной фабрики[196]. Снаружи, как это обычно бывает с русскими домами, особняк выглядит невзрачным и тусклым, но внутреннее убранство комнат богато и гармонично по обстановке и цветовой гамме. В кабинете, украшенном красивой резьбой по дереву, – великолепный камин. Три зала заняты русским фарфором, который на сегодняшний день является жемчужиной коллекции. Самые очаровательные предметы представляют собой статуэтки, которые изображают персонажей в ярких местных костюмах, но есть и много необычных тарелок и ваз. Представлена большая экспозиция продукции фабрики Попова[197], но большая часть фарфора произведена на Императорской фабрике[198]. Немецкие вещи тяжеловесны, английская коллекция очень маленькая и неинтересная, но есть несколько прекрасных французских штучек. В своем роде это лучшая коллекция, которую мне доводилось когда-либо видеть.
Отсюда мы поспешили в Пассаж на встречу с Биденкапом, которая была назначена на час дня. В конце концов моя секретарша оставила меня в кабинете Гроппера[199] и ушла в качестве моего представителя на встречу с американским представителем БОКС. Б. позвонил и сообщил, что не сможет приехать до двух. Подождав до трех часов, я вернулся домой.
Цель встречи в БОКС состояла в том, чтобы обсудить деятельность его отделения в Америке, поэтому в ней принимало участие большинство американских гостей, находящихся сейчас в Москве. Госпожа Каменева выступила с длинным отчетом о работе центральной организации, а также выдвинула предложения по работе в США.
Вечером я присутствовал на приеме, который дал Президиум Московского Совета; здесь, наверное, было с тысячу иностранных гостей. Это приглашение было прислано мне Центральным комитетом московского совета. Здесь я встретил Биденкапа, который был первой движущей силой моей поездки в Россию. С момента приезда сюда я был недоволен полным безразличием к моему присутствию здесь со стороны Общества культурной связи с заграницей (которое направило мне приглашение от Советского правительства). Прошло много мероприятий, на которые меня не пригласили. Что еще хуже – из-за какой-то размолвки между Обществом с его главой мадам Каменевой и Биденкапом с его «Международной рабочей помощью», тоже советским агентством, меня нередко просто игнорировали. Даже обещанный тур по России, согласованный между мной и Биденкапом, оказался под вопросом. Все это мне полностью разъяснила Рут Кеннел, мой местный секретарь. Рассерженный таким развитием событий, я поздно вечером в воскресенье заявил Мервичу из Associated Press, который зашел в мой номер, что, если все это не будет очень быстро исправлено, то я соберусь и вернусь в Нью-Йорк. Это заставило его по собственной инициативе предупредить МИД, что если я так поступлю, то это может не лучшим образом сказаться на общественном мнении. Он рассказал мне – по телефону – незадолго до моего прихода на обед, что он так поступил, и был очень доволен, когда ему сказали, что Министерство иностранных дел немедленно примет меры и что напуганное БОКС немедленно возьмется за дело. Так оно и случилось. Как только я сел в зале, к моему столу подошла мисс Брэннан – американский секретарь американского или нью-йоркского отделения этой советской организации, и спросила, не приду ли я в качестве гостя госпожи Каменевой на какое-то собрание иностранных писателей. Я сказал ей, что не приду, а потом прямым текстом объяснил почему. Пока я говорил, она так занервничала, что ее голос задрожал. О, ей очень жаль. Она уверена, что мадам Каменева просто чего-то не поняла. Недоразумение состояло в том, что меня сначала пригласил Биденкап, но она уверена, что все это можно исправить, если я с этого момента буду принимать знаки внимания госпожи Каменевой. «Послушайте, – сказал я, – я никому ничем не обязан. Меня пригласило Советское правительство. Об этом говорят каблограммы, которыми Amalgamated Bank of New York обменивался с Каменевой и советским министерством иностранных дел. Но со мной обошлись мерзко. Теперь мадам Каменева и Советское правительство могут идти к черту. Я нанял секретаря, хотя мне его предлагали с проездом из Нью-Йорка и обратно, и я потратил свои деньги на осмотры. Я хочу, чтобы мне возместили наличными мои расходы – и это все. После этого я уеду». Но, видимо, МИД уже сказал свое слово, потому что теперь ко мне поспешила госпожа Каменева собственной персоной, да еще и с переводчиком. В это время исполнялись песни и кавказские народные танцы. Ах, она хотела бы поговорить со мной. Произошла ошибка. Она не уяснила себе. Она посчитала, что обо мне позаботятся. Конечно, конечно. У меня была причина для гнева. Но завтра рано утром ее секретарь будет ждать меня. Любая поездка, которую я планировал, любая вещь, которую я захочу видеть, и люди – советские руководители или другие лидеры, с которыми я бы хотел встретиться, – все в моем распоряжении. С моими расходами все уладится – как мне будет угодно. Я многозначительно посмотрел на нее и просто попрощался. И, хотя она просила меня подождать и встретиться с Рыковым, председателем Совета народных комиссаров СССР, в 11:00
