Разбитый | страница 17



Я зажмурился, желая всё прогнать, желая, чтобы это пожалуйста, пожалуйста, пожалуйста остановилось. «Перестаньте их ранить. Пожалуйста, перестаньте их ранить».

Я услышал, как пули попали в стену, за которой стоял я, и щелчок по металлу, когда они попали в фонтанчик. Обжигающая волна жара в моём желудке сказала, что меня стошнит. Моему мозгу удалось передать неуверенное предупреждение.

«Ложись. Ложись, ложись, ложись».

Я опустился в угол, скручиваясь в клубок, пытаясь стать как можно меньше. У меня болел живот. Я опустил голову, жалея, что у меня нет панциря, в который можно было бы спрятаться, как черепаха. Но у меня не было твёрдой оболочки, только мягкая плоть, ткань и страх, такой глубокий, что был холодным, чёрным и тяжёлым, будто меня засасывала гравитация, будто я мог умереть только от этого. Мои глаза и губы жгло от эмоций, которые я хотел выпустить, — от криков, которые вырывались наружу. Но я не мог. Я не мог издать ни звука, на случай, если они меня услышат. Я давился этими криками, глотал их. Они опускались тяжело, цепляясь за мои внутренности, как будто жили во мне вечно.

Я медленно начал осознавать, что выстрелы прекратились. Тишина словно издевалась над звоном в моих ушах. Отчасти мне хотелось выглянуть за фонтанчик и посмотреть, где стрелки. Они пошли дальше по столовой? Они меня увидят?

Но я не мог посмотреть. Не мог. Я не мог столкнуться с тем, что увижу. Я не хотел увидеть поднятое оружие, указывающее на меня. Если я умру, то не хотел этого видеть. Моё сердце колотилось в ребрах, уши болели от внезапной тишины, нарушаемой только тихими стонами. Я чувствовал стальной, ржавый запах своего дыхания, прижимаясь лицом к коленям. Мой живот болел от того, что я так крепко сжался.

Думаю, на мгновение я исчез в своей голове. Не знаю, сколько прошло времени, прежде чем я снова пришёл в сознание. Я очнулся от выстрелов, вспышка адреналина охватила меня вместе со свежим ужасом. Но на этот раз звук был далеко. Где-то в другой части здания. Стрелки пошли дальше.

Наступило ощущение крайнего облегчения, практически эйфории. Они ушли, а я всё ещё был жив. Я выжил! Я медленно открыл глаза и увидел серое небо за разбитыми окнами. Моего лица коснулся холодный воздух. Перед глазами было темно и всё плыло, и я моргнул, чтобы избавиться от этого.

Затем огляделся. И ощущение облегчения испарилось.

Сцена в столовой казалась не настоящей. Столы и стулья были раскиданы или испещрены пулями, но некоторые ещё стояли на ножках и выглядели странно нормальными. Под ними и везде вокруг находились тела. Обычная повседневная одежда — свитера, джинсы, кроссовки, майки — были так испорчены. Очень, очень испорчены. И, боже, было так много крови.