А я стоял посреди открытого пространства.
Я умру. Это была уверенность, холодная и резкая, будто это уже произошло. Я, и все остальные в этой переполненной столовой. Мы умрём. Было мгновение, в которое я почти принял это, когда всё казалось таким неизбежным, что не было смысла бороться.
А затем что-то внутри меня закричало: «Пожалуйста, боже, нет. Не до того, как мне вообще выдался шанс жить».
Я повернулся к окнам. Дети били по стеклу, но окна были только слегка приоткрыты снизу. Один очень маленький парень пытался протиснуться. Я молился, чтобы у него получилось.
Я повернулся к раздаточной линии, но она уже была переполнена людьми. Все кричали и толкались, и казалось, что людям, уже находившимся внутри, некуда было идти.
В обеденной зоне люди переворачивали большие столы на бока и ныряли за них. На мгновение мне захотелось присоединиться к ним. Но я знал, что эти фанерные столешницы не остановят пули.
Ра-та-та. Выстрелы раздались прямо за дверью. Я был так напуган, что меня чуть не стошнило. В ушах стучал пульс. «Сделай что-нибудь. Что угодно!»
Мой взгляд упал на питьевой фонтанчик на другом конце зала. Стена у фонтана была построена высотой в сантиметров тридцать или около того, может для труб. И прямо над серебристым краном находился рисунок девушки в униформе оркестра с развевающимися светлыми волосами и с поднятым к губам рупором. Мой испуганный мозг зацепился за этот знак, будто она была ангелом, показывающим мне дорогу.
Мои кроссовки отталкивались от линолеума, мчали меня вперёд в темпе бега и ныряния. Я добрался до фонтанчика и забился в самый дальний от коридора угол. Расширение едва ли было достаточно глубоким. Если встать боком, стрелки могут меня не увидеть. Но если они зайдут в зал до конца, я труп.
Не было времени выбрать другое место. Я окинул взглядом учеников, скопившихся за столами. Я будто наблюдал за автокатастрофой в замедленном действии.
Спустя мгновение, та-та-та-та-та было здесь, громкое и ужасающее. Я не видел коридор или стрелка. Я не хотел смотреть, только прижался спиной к стене как можно сильнее. Но я видел, что делало оружие. Столы, стулья и окна — и тела — подскакивали и разлетались под дождём невидимых пуль. Крики и мольбы смешались с выстрелами и звуком попадающих в цели пуль.
Этот звук был самым худшим, который я когда-либо мог представить. Столы, которые стали барьерами, были усыпаны дырками. По серому линолеуму на полу растекался красный цвет.
